Цицерон

Многие историки в связи с описанными событиями очень любят осуждать Цицерона, говорить о трусости, приспособленчестве, отказе от принципов. Оценка зависит от того, на чем сосредоточить внимание — на внешних обстоятельствах или на скрытых чувствах, которые и диктовали Цицерону его поступки. Даже если «палинодия» выдает самые насущные и самые эгоистические мотивы, можно ли после всего, что он перенес в изгнании, ставить Цицерону в вину нежелание ввязываться в заведомо проигранную битву? Сопротивление грозило разорением не только ему, но и семье, и брату. К тому же Цицерон понимал обреченность любой попытки. Отказаться от мученического венца, выйти из числа руководителей государства и смешаться с теми, кто, по его выражению, «идет следом за», — это, быть может, тоже признак величия души. Пусть же каждый из нас решит, принял ли Цицерон, ученик и почитатель Платона, свое новое положение как философ или как беспринципный политик; ведь, будучи философом, он прекрасно знал, чего стоит так называемое общественное мнение, постоянно создающее ложные ценности, — однодневки, как называл их Сократ и все его последователи вплоть до самых отдаленных.

В начале года в семьях Аттика и Цицерона произошли счастливые события. 12 февраля Аттик сочетался браком с римлянкой по имени Пилия. Ему было 53 года, ей — много меньше. Через два года у них родилась дочь. Туллия, как мы помним, потеряла первого мужа, когда отец ее еще находился в изгнании. Ей исполнилось в ту пору 20 лет. 4 апреля 56 года отпраздновали ее обручение с отпрыском одного из самых знатных родов Рима Фурием Крассипом. О нем мы знаем только, что он владел приятными садами на берегах Альмы рядом с Аппиевой дорогой и, следовательно, был человеком довольно богатым. Иногда Цицерон с удовольствием обедал в этих садах. Здесь же осенью 54 года он принимал Красса перед отъездом его в Сирию. Двумя или тремя годами позже брак Туллии оказался расторгнутым по причинам, нам не известным. Римляне избегали рассказывать о подробностях своей семейной жизни даже самым близким друзьям. Следуя этому обыкновению, Цицерон очень мало говорит о семейной жизни дочери, как, впрочем, и о собственной. О размолвках с Теренцией, о ссорах Квинта с Помпонией он упоминает глухо, так что нам удается узнать весьма мало.

Смирившись с положением, в которое поставило его соглашение в Лукке, Цицерон возвратился к своим обычным занятиям. Влияние в сенате, которым прежде пользовался, Цицерон в какой-то мере утратил, на авторитет его как судебного защитника был недосягаем, и даже самые значительные деятели государства стремились воспользоваться его услугами. Так, в июле или августе он защищал выходца из Гадеса в Испании, близкого друга Цезаря и Помпея Луция Корнелия Бальба. В начале консульства Цезаря именно Бальб приезжал предложить от его имени союз Цицерону. Во время войны с Серторием Бальб сражался в армии Помпея и стал не только римским гражданином, по и всадником. С Цезарем он познакомился, когда тот был квестором в Гадесе, и сделался его praefectus fabrum, в каковом звании и выполнял поручения патрона во время Галльской войны, без конца разъезжая между штабом Цезаря и Римом в качестве более или менее официального лица. Процесс, где Бальб представал ответчиком, напоминал тот, в котором Цицерон некогда защищал Архия. Римское гражданство Бальбу присвоил в свое время Помпей, который имел полное право это сделать. Однако обвинитель, житель Гадеса, чье имя не сохранилось, утверждал, что Бальб как гражданин Гадеса — вольного города, находящегося с Римом в особых договорных отношениях, в принципе не может стать римским гражданином. Дело носило чисто правовой характер, и Цицерон в речи демонстрирует обширную эрудицию, приводя в подтверждение своих доказательств многочисленные исторические примеры. О других сторонах дела говорили до него Помпей и Красс, так что, выступая вместе с ними, Цицерон оказывался как бы на месте третьего члена триумвирата, то есть Цезаря.