Читаем Цицерон. Поцелуй Фортуны полностью

Однажды Марк присутствовал на судебном заседании, где наставник выступал в роли обвинителя. Его оппонентом был Домиций, известный адвокат, который из желания уязвить Красса рассказал суду о вопиющем, по его мнению, случае, когда тот «оплакивал гибель любимой рыбки из бассейна, как близкого человека, и велел похоронить по обряду».

– Мой друг и коллега Домиций прав, – начал Красс, расплываясь в широкой улыбке, – я в самом деле плакал. Каюсь! Но только потому, что не обладаю стойкостью, какой обладает мой друг Домиций: ведь он не проронил ни слезинки, похоронив трёх своих жён, умерших поочерёдно.

Шумное одобрение присутствовавшего на суде народа, громкий смех, злые выкрики в адрес Домиция и аплодисменты Крассу приостановили на время судебное разбирательство.

Марк запомнил несколько советов Красса, касающихся не столько произношения или позы оратора и его жестов, сколько внутреннего смысла и стиля речи.

– Нужно не перебивать оппонента, – говорил он, – а, наоборот, позволить ему выговориться, чтобы обнаружить в сплетении слов его прорехи и недостатки, чтобы затем умело подготовленной речью взять над ним верх.

Как правило, в конце каждого занятия ученики пускались в споры по заданной теме. Учитель замирал в молчаливом ожидании окончания речей, не вмешивался и не подсказывал, чтобы потом сделать замечания и дать оценку. Отмечал лучшего оратора, награждая званием маленького триумфатора в ораторском искусстве. При этом призывал остальных радоваться за победителя, не жалея восторженных слов. Марк часто провозглашался «триумфатором», хотя узнавал и немало о своих недостатках, после чего с особым усердием избавлялся от них.

Однажды Красс появился у ребят в отличном настроении и с порога произнёс:

– Пятна крови врагов глазу приятны!

Как выяснилось, он вернулся с судебного заседания, чрезвычайно трудного для него. Вернулся победителем. Даже не отдохнув, он предложил ученикам вынести судебное решение в вымышленной ситуации:

– Перед смертью богатый старик призвал троих сыновей – адвоката, врача и философа – и предложил: «Кто из вас приносит больше пользы людям, тому наследовать имущество и деньги».

Красс хитро прищурился.

– Как вы думаете, кому отец отдал наследство?

Посыпались предложения одно мудрее другого.

– Только философ учит граждан мудрости – тому, как полагается жить, переносить тяготы, скорби и радости и как достойно умереть, не потеряв себя в бедности и процветании, – предположил первый ученик.

– Наследство отца заслуживает только врач, – не согласился его товарищ. – Своим божественным ремеслом он способен облегчить людям телесные страдания, дать им возможность снова радоваться жизни. Это означает, что врач полезнее других для людей.

Марк предложил иную версию:

– Имущество отца пусть унаследует адвокат. Не зря народ называет судебных ораторов защитниками обиженных.

Красс немного подумал и подвёл итог «состязания»:

– Речь каждого из вас полна достоинств и убедительных доводов. Всё говорит о том, что не зря вы проводите время со мной, а я – с вами. Тот, кто предложил в наследники философа, без сомнения, прав, как и его товарищ, предложивший врача. Но я соглашусь с Марком Цицероном. Адвокат, в отличие от всех остальных, способен вызволить людей из жестокой беды лишь искренностью доказательств и силой убеждения, растопив жаром слов своих сердца судей.

В следующий раз Красс предложил другую тему:

– Друзья мои, давайте посмотрим, можете ли вы отличить виновного и невиновного. Вот вам случай. Комендант осаждённого города запретил ночной страже открывать ворота, что бы ни случилось снаружи. В эту же ночь у ворот появились люди. «Мы свои, – кричали они, – бежали из неприятельского плена!» Они умоляли пустить их в город, ибо от преследователей им грозила смерть. Однако, помня строгий приказ, командир не внял мольбам беглецов. Случилось страшное – враги действительно настигли их и убили прямо у ворот, за которыми они могли найти спасение.

Наставник оглядел насторожившихся ребят.

– Вам судить героев этой истории, – произнёс он, – но дослушайте меня. Неприятель снял осаду и отступил, после чего командира той самой ночной стражи обвинили в измене. Он не спас воинов, взывавших о помощи, его ожидала смертная казнь. Однако судьи не посмели вынести приговор и приняли предложение главного судьи – положиться на волю богов… Принесли «вазу правосудия», бросили в неё два черепка, на которых должны были быть надписи «жизнь» и «смерть»… Как вы думаете, что было дальше?

Кто-то из учеников предположил, что обвиняемого заставили тянуть «божественный жребий». Остальные его поддержали – все, кроме Марка. Он же уверенно заявил:

– Дело непростое. Судьи не могли вынести смертный приговор командиру, поскольку он выполнял приказ. Кто-то скажет, что в таком случае следовало бы наказать коменданта. Но и такое решение не имело смысла. Прежде всего виноваты в собственной смерти воины, позволившие врагу себя пленить. И они уже наказаны, их убили враги. Скорее, судьи на обоих черепках написали слово «жизнь»… Я делаю такой вывод.

Перейти на страницу:

Все книги серии Цицерон: Феромон власти

Цицерон. Поцелуй Фортуны
Цицерон. Поцелуй Фортуны

Римская республика конца I века до н. э. Провинциальный юноша Марк Туллий Цицерон, благодаря своему усердию и природным талантам становится популярным столичным адвокатом, но даже самым талантливым не обойтись без удачи. Вот и тогда не обошлось без вмешательства богини Фортуны. Она благоволила Марку и оберегала, как могла, от бед и неприятностей, связанных с гражданской войной. А тот в свою очередь показал себя достойным таких хлопот и вписал своё имя в историю наравне с другими выдающимися личностями того времени – Суллой, Помпеем, Цезарем…К словам Марка Цицерона прислушивались, просили совета, поддержки, а Марк, помогая, бросал вызов несправедливости и полагал, что сил хватит, чтобы сделать жизнь в республике справедливой для всех категорий общества, как он это себе представлял.

Анатолий Гаврилович Ильяхов

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза