Читаем Цицерон полностью

Могут сказать: ведь и Цезарю Цицерон был другом, они обменивались и до сих пор обмениваются бесчисленными письмами, в которых речь идет вовсе не исключительно о политике; Цезарю Цицерон тоже многим обязан, именно Цезарь, несмотря на происки Клодия, дал согласие вернуть Цицерона из ссылки. Все это, конечно, верно. Но главное для нашего героя — чувство чести. Примкнув таЦезарю, можно быть в полной безопасности, он получил тому ручательство от многих. Цезарь чрезвычайно заинтересован в привлечении Цицерона на свою сторону, это в духе его политики. Но будет ли такой поступок Цицерона honeste? Нет, утверждает Цицерон, ни под каким видом. Honestum — значит соответствующий нравственному Благу. В споре между личными интересами и моральным долгом Цицерон не знает колебаний. Однако следует еще спросить себя, что означает honestum, честь, которой он приносит в жертву все, ради которой отказывается от бессознательных, растворенных в плоти и крови связей с традициями родной итальянской земли. Это не то, что в другие времена назвали бы «человеческим достоинством». Цицерон мало заботится о том, что подумают сенаторы, последовавшие за Помпеем, те, Koiо они с Аттиком называют «процессия теней». За Цезарем же идут люди, которых Цицерон уважает, они не станут презирать оратора, если он присоединится к ним. Понятие honestum — нечто совсем другое, категория стоической философии, та, с которой Цицерон знаком, в частности, по книгам Панеция. Honestum состоит в верности себе (constantia стоиков), в верности однажды принятому воззрению. Республику Цицерон признал «наилучшим» политическим строем, как в теории, так и в действительности. Следовательно, он обязан за нее бороться, независимо от того, какие последствия принесет борьба ему лично. Перед лицом такой необходимости, обоснованной логически и в то же время опирающейся на внутреннее чувство, дружескими связями с Цезарем приходится пренебречь. Те же, что связывают с Помпеем, напротив того, получают как бы законную санкцию, отвечают чувствам, живущим в душе Цицерона, и усиливают их.

Так, на наш взгляд, думает Цицерон в феврале 49 года, в дни, когда решается судьба Италии. Он почти ежедневно делится своими размышлениями с Аттиком. Аттик же в ответных письмах приводит совсем другие доводы. Он утверждает, что определение honestum, данное другом, вовсе не лучшее. И прибегает к доказательству от противного: «честно» ли (honestum) убегать от опасности? — спрашивает он. Ответ, естественно, отрицательный. А тогда следовать за Помпеем не honestum. Честно оставаться в Италии. Туг мы видим столкновение двух философских систем: эклектического стоицизма Цицерона и эпикуреизма Аттика. Первый исходит из идеала, вытекающего из рационалистического мировоззрения, второй — из правильно понятого интереса и ценности безмятежного спокойствия. Именно поэтому Аттик, как сообщает его биограф Корнелий Непот, был «другом всех и каждого». Он не жалел ни денег, ни сил для помощи любому, кто в ней нуждался, он помогал и тем, кто последовал за Помпеем. Сам Аттик остался в Риме, и его «удаление от дел» было, говорит Корнелий Непот, «столь любезно Цезарю, что после победы он, нередко писавший тому или иному гражданину, требуя денег, к Аттику никогда не обращался и даже передал ему Квинта Цицерона и сына Помпонии, захваченных в лагере Помпея».

В конце концов позиция Аттика совершенно ясна: он исходил из чисто эпикурейского принципа — в любом положении избегать риска. Отъезд из Италии вслед за Помпеем, который явно готовился покинуть Рим, во всяком случае, после падения Корфиния, бесспорно, был риском. Вот если Помпей останется в Италии (так пишет Аттик, хотя твердо знает, что тот не останется), тогда, разумеется, надо все принести в жертву honestum, презреть возможность бегства и умереть за родину. И тут Аттик верен эпикуреизму — мораль этой школы допускала также готовность к героической смерти. Гораций вспоминает об этом в своей знаменитой оде. В данном случае, однако, перспектива гибели была скорее теоретической. Аттик напоминает Цицерону, что государство не воплощено в личности Помпея — оно представляет собой «республику», res publica, то есть «общее дело», и «народ», populus, продолжает существовать, хотя правительство, считающее себя законным, находится в изгнании.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии