Добившись осуждения Габиния, обвинители обратились против Гая Рабирия Постума, который финансировал махинации Габиния, равно как и многих других. Цицерон защищал в суде и Рабирия. Он был в долгу у этого человека — в пору изгнания Рабирий оказывал оратору всяческую поддержку. И Цицерон не забыл об этом. Не менее твердо помнил он и то, что Цезарь всячески помогал несчастному Рабирию, разоренному, как утверждал защитник, нелепыми финансовыми махинациями Габиния в Египте. Утверждения Цицерона не слишком правдивы — Рабирий привел из Египта несколько кораблей, трюмы которых были до отказа забиты товарами, вовсе не столь дешевыми и никчемными, как уверял оратор. Исход процесса нам неизвестен, он, в сущности, и не так важен, ибо дело Рабирия — всего лишь своеобразное приложение к суду над Габинием.
Во всех письмах Квинту, написанных в последние месяцы 54 года, Цицерон подчеркивает заслуги Цезаря, говорит о величии его славы. Он называет Цезаря «лучшим и могущественнейшим из людей», надеется, что тот защитит и укрепит его «достоинство», проще говоря — его политическое положение. Он живо описывает будущее, когда Цезарь вступит в Рим, увенчанный не меньшей славой, чем некогда Помпей, но слава Цезаря свежее. Как мы уже отмечали, Цицерон и в самом деле чувствовал к Цезарю более живую симпатию, чем к Помпею. Осенью 54 года это чувство еще укрепилось. В начале сентября умерла Юлия, дочь Цезаря и жена Помпея. Уже больше года она болела, родила ребенка, который тут же умер, и никак не могла оправиться после родов. И Помпей, и Цезарь искренно горевали о Юлии. Из письма Квинта Цицерон узнал, что Цезарь перенес несчастье «с мужеством и твердостью духа», и немало им восхищался. Сам он горячо любил свою дочь Туллию и измерял отцовское горе Цезаря тем, какое сам испытал бы на его месте. А через несколько лет Туллия в самом деле умерла примерно при тех же обстоятельствах. Но Цицерон лишь после долгой тяжелой борьбы с собой сумел обрести душевное спокойствие, которого Цезарь достиг, кажется, сразу, огромным усилием воли. В эту пору Цицерон питает к Цезарю симпатию, восхищение и искреннюю привязанность, что побуждает его вернуться к работе над поэмой о британском походе; работа была начата давно, Цицерон узнавал тогда от брата все новые подробности, но так и не окончил поэму. Теперь он с новой энергией возвращается к пей и доводит до конца. Последнее упоминание о поэме содержится в письме Квинту от начала декабря: Цицерон ищет верного человека, через которого хочет передать поэму Цезарю. До наших дней от нее не дошло ни одного фрагмента.
За несколько дней до смерти Юлии Цицерон выступал в суде с защитой Марка Эмилия Скавра, одного из четырех претендентов на консульство года. Цицерон произнес речь 2 сентября. Текст ее сохранился, в нем есть несколько значительных пробелов, но зато мы располагаем комментарием к речи Аскония, где содержится множество драгоценных сведений. Процесс, кажется, затеял Аппий Клавдий Пульхр, желая помочь своим новоиспеченным союзникам против их врагов. Обвинения представляются не слишком правдоподобными: якобы Скавр, будучи пропретором Сардинии, довел своими преследованиями одну из местных жительниц до самоубийства; убил на пиру юношу но имени Бостар; существовало и другое обвинение, касавшееся поставок зерна из Сардинии в Рим, но все, связанное с этим обвинением, — в пропавших частях текста. Обвинителем выступал молодой человек, Публий Валерий Триарий, защищали обвиняемого целых шесть адвокатов, среди них — Публий Клодий, Цицерон, Гортензий Гортал. Само сопоставление имен показывает, насколько противоречивым и сложным было дело. Цицерон вмешался в него, как представляется, из уважения к памяти отца Скавра, одного из самых энергичных деятелей консервативного крыла сената, первоприсутствующего в сенате, затем цензора. Вряд ли есть основания думать, что выступить в защиту Скавра Цицерона побудил Помпей; он благосклонно относился к Скавру (по крайней мере внешне), но политическое положение менялось, выборы уходили в прошлое, и Помпей постепенно отдалялся от Скавра, Скавр был оправдан, но некоторое время спустя Триарий предъявил ему новое обвинение, на сей раз в незаконных предвыборных махинациях. Подробности второго процесса неясны. Народ демонстрировал свою поддержку Скавру, но Помпей сумел эти демонстрации подавить, и обвиняемого осудили. Впрочем, Аппиану, который сообщает о процессе, следует доверять с большой осторожностью, потому хотя бы, что он относит процесс ко времени консульства Помпея в 52 году, а это весьма сомнительно. Так или иначе, но начиная с осени 54 года Помпей явно ведет двойную игру.