Одни аристократы явно не сумели бы успешно совершить государственный переворот. Поэтому Катилина постарался набрать настоящую армию из числа зажиточных граждан италийских городов, особенно из Этрурии, где ветераны Суллы, размещенные на землях, которые им роздал диктатор, оказались совершенно неспособными их возделывать, закладывали свои участки и теперь, запутавшись в долгах, находились в самом жалком положении. Были у Катилины сторонники и в Кротоне, Террацине и в Пиценской области. Он рассчитывал, что они смогут навербовать ему солдат из люден, которым уже не осталось никакой надежды, кроме грабежа и гражданской войны. Все они вспоминали Суллу и полагали, что всякий переворот обогащает тех, кто его задумал, и тех, кто его осуществил. Катилина рассчитывал получить подкрепления даже из Африки, где находился в это время Публий Ситтий, участник его первого заговора. Стратегический план, рассчитанный на то, что восстание, начатое в Италии, будет поддержано в провинциях, не отличался ни новизной, ни оригинальностью. Недавние примеры показывали, что стратегия такого рода чаще всего вела к поражению. Сулле, правда, она обеспечила успех, но только благодаря победоносной армии, которая сопровождала его на обратном пути с Востока. Катилина такой армией не располагал. Более того, Помпей должен был вот-вот вернуться, и было ясно, что победитель Митридата не оставит Катилине никакой свободы действий. Последнее обстоятельство не останавливало Катилину, а заставляло его спешить.
Заговор Катилины нельзя назвать значительным политическим или социальным движением, подобным тому, которое возглавлял Спартак и которое переросло в подлинную войну рабов с Римом. Просто несколько недовольных, озлобленных и разоренных граждан пытались захватить магистратуры, дабы выжимать прибыли в свою пользу. Руководили заговором аристократы, армия состояла преимущественно из муниципальной знати, и в рядах заговорщиков сохранялось то же социальное расслоение, что и в римском государстве в целом. От Катилины и его сообщников нечего было ожидать реформ ни в административной области, ни в деле обороны империи.
После поражения в народном собрании Катилина решил, что настало время действовать. Гонцы его отправились каждый в ту область Италии, которая ему была назначена. В конце сентября произошло событие, внешне ничем не примечательное, но имевшее далеко идущие последствия. Один из заговорщиков, Квинт Курий, в ответ на упреки своей любовницы, некой Фульвии, в недостаточной щедрости стал говорить, что скоро оба они станут богачами, и в конце концов рассказал все о планах Катилины и его сообщников. Перепуганная Фульвия побежала к консулу. Консульскую власть в этом месяце осуществлял Цицерон. Он внимательно выслушал Фульвию и 23 сентября поставил сенат в известность обо всем, что узнал от Фульвии. Отцы-сенаторы, однако, не придали значения рассказу консула и разошлись, не приняв никакого решения. Достоверность дела не вызывает сомнений, ибо подтверждается пассажем ив жизнеописания императора Августа, составленного Светонием: именно в день заседания сената будущий создатель империи появился на свет. Впоследствии многие придавали особый смысл такому странному совпадению,
В «Катилине» Саллюстия излагается несколько иная версия событий. Саллюстий утверждает, что Цицерон был в курсе планов Катилины уже с лета 64 года и долгие месяцы выжидал, прежде чем начать действовать. В рассказе Саллюстия, как и у Светония, источником разоблачений является Фульвия, но рассказала она якобы обо всем, что узнала, не консулу, а разным лицам. Рассказ Фульвии стал достоянием городской молвы, встревожил общественное мнение, и именно поэтому граждане выбрали в консулы Цицерона. Саллюстии прибавляет, что на протяжении всего 63 года Катилина вел глухую борьбу против Цицерона, то и дело расставлял ему ловушки, так что в конце концов консул стал выходить из дому только в сопровождении переодетых телохранителей. Историк сообщает также, хоть и не без сомнений, что Катилина связал своих приверженцев страшной клятвой и что клялись они, передавая по кругу чашу с вином, смешанным с человеческой кровью.