«Отец Марк» замер. Намерения раздувавших ноздри людоедов были ясны. А рядом ни дерева, ни валуна. Кинжал не поможет. Бежать нет смысла. Но на месте стоять нельзя. Собаки сужали круг, морща носы, обнажая белые клыки.
Но вдруг откуда-то прилетел булыжник и попал в переднюю лапу псу. Вслед за этим в распадочек у ручья с грозным криком сверзился вооруженный мечом незнакомец. Собаки, ворча, отступили. Спаситель схватил священника за рукав и потащил за собою.
— Пойдем скорей, эти твари вернутся…
«Отец Марк» дал себя спасти.
— Я ловил рыбу вон там с камней… Ваше счастье, что я увидел.
— Как тебя зовут?
— Анжет.
— Ей-богу, ты спас мне жизнь.
Юноша смутился. Он был одет, как оруженосец латинского рыцаря, и вел себя соответственно. «Отец Марк» предложил ему золотую монету, но он отказался, гордо заметив, что его господин не одобрил бы это — взять деньги за доброе дело.
— Спасибо тебе, — улыбнулся «отец Марк», — когда-нибудь я отплачу.
Дом шевалье де Труа «отец Марк» отыскал легко, но войти туда не спешил, а обошел площадь и добрался до лавки оружейника. Хозяин лавки, толстый седой эльзасец, сразу почувствовал, что имеет дело со знатоком. Угодить покупателю оказалось непросто.
— Вот, — говорил хозяин, показывая очередной кинжал, — толедская работа. Говорят, их закаляют там в бычьей крови.
Чтобы не обидеть хозяина, «отец Марк» подержал в руке толедское произведение.
— Возможно, и в крови, но от того металл быстрее ржавеет. И это — не столько кинжал, сколько короткий меч, согласитесь.
— Что верно, то верно, — сказал эльзасец, но тогда вам, уважаемый, вряд ли что-нибудь подойдет из работ европейских мастеров. Лучшее оружие все-таки делают на Востоке. Говорят, меч — продолжение чести, кинжал — продолжение хитрости.
«Отец Марк» улыбнулся.
— Не могу не согласиться.
— Тогда взгляните на этот старинный эламский нож, его лезвие до сих пор — зеркало.
— Если бы я был прекрасною дамой, я приобрел бы такое зеркало.
Хозяин потупился, намек гостя на свою внешность его смутил.
— Такие ножи обожают ночные разбойники, один вид лезвия заставляет путника вынимать кошелек. А я, надеюсь, не слишком похож на рыцаря неблагородной наживы.
Седовласый торговец учтивым полупоклоном ответил на замечание.
— Рискну предложить столь искушенному покупателю обыкновенный сельджукский рисант. С виду он не отделан, но…
— Поделом, ибо годится для неблагородной работы — вспарывает брюхо барана или перерезает горло христианина, не так ли?
— Воистину так! — кивнул хозяин, — но тогда… вкус господина таков, что я затрудняюсь что-либо предложить.
— Не расстраивайтесь, — сказал «отец Марк». — Лавка ваша — из лучших, какие мне приходилось видеть. Но мне нужно нечто, чего, может быть, нет в подлунном мире.
Глаза хозяина округлились.
— Может быть, — заговорил он неуверенно, — вам следует посетить лавки других оружейников? Правда, клянусь крестными муками Спасителя, они не утешат вас. Все равно вернетесь ко мне.
— Нужда в оружии у меня есть, — сказал «отец Марк».
Кинжал, скрывавшийся у него под одеждой, никак не годился для задуманного дела.
Оружейник оказался прав. «Отец Марк» побывал еще в нескольких заведениях, зашел и к старьевщику, но вернулся к седому эльзасцу. После раздумий он здесь купил небольшой хорасанский кривой кинжал после того, как приладил его к ладони.
Когда «отец Марк» вошел в жилище де Труа, тот пребывал в полнейшем отчаянии.
— Ну?! — спросил он с надеждой, когда «отец Марк» снял башлык.
— Вы хотите спросить, не придумал ли я, как вам помочь, сын мой?
— Конечно! Именно! Вы спокойны?!
«Отец Марк» огляделся.
— Где у вас можно кое-что написать?
— Вот стол, — юноша кинулся в угол комнаты со сводчатым потолком и решетками на окнах.
Там на столике византийской работы горела толстая свеча в дорогом подсвечнике. Шевалье присоединил к ней другую, взятую с подоконника.
— Теперь светлее. Садитесь, святой отец, и пишите.
«Отец Марк» покачал головой.
— Писать придемся вам.
— Мне? Писать?!
— Да.
Юноша достал из своего сундука квадратную бронзовую чернильницу и целую связку больших, очинённых перьев.
— Садитесь, — «отец Марк» придвинул к столу грубый табурет.
Де Труа уселся и распрямил лист пергамента.
— Я не писал Розамунде уже два дня.
«Отец Марк» положил руку на его плечо.
— Вы будете писать не ей. Покажите мне извещение капитула.
— Ах, да, — юноша вскочил и кинулся к сундуку. — Вот оно.
От его резких передвижений пламя свечи задергалось и по стенам заплясали тени.
«Отец Марк» глянул на текст. Внизу красовалась печать с рисунком — два всадника на одном коне.
— Прекрасно, пока отложите документ. Вы говорили еще о деньгах. Могу поклясться мощами святого Никодима, что вы не удосужились пересчитать их. Таковы все влюбленные.
Шевалье де Труа с изумлением взглянул на «отца Марка».
— Вы правы, святой отец. Вы думаете, это необходимо?
— Надо знать точно, чем вы располагаете.
— А-а, — в глазах юноши блеснуло понимание. Он снял голову с большой прикроватной статуи и заглянул внутрь. — Они здесь. Это — четыре кошеля, в каждом две тысячи флоринов. На каждом печать марсельского банковского дома.