Цирк

— Даже если я останусь жив, пройдя по кабелю, то останусь ли я в живых, пройдя по внутреннему двору, освещенному и охраняемому доберманами, или по открытому всем взорам надземному переходу — если, конечно, мне удастся туда попасть? А если я попаду в западное здание, то как мне проскользнуть мимо охраны?

Харпер выглядел совершенно подавленным.

— И если я все-таки сделаю это — я не игрок, но готов поставить тысячу против одного, что ничего у меня не выйдет, — если я каким-то чудом проберусь в западное здание, как я определю место, где хранятся документы? Такие важные бумаги вряд ли валяются на столе. Они наверняка где-то заперты. А может быть, Ван Димен вообще держит их у себя под подушкой.

Харпер старательно избегал взгляда Бруно. Ему явно было не по себе. Он пробормотал:

— Сейф или запертый картотечный ящик — не проблема, я дам ключи, которыми вы сможете открыть любой замок.

— А как насчет секретной комбинации для сейфа?

— Похоже, вам на всем пути понадобится немножко удачи.

Бруно уставился в потолок, оценил глубину этого заявления, отодвинул от себя бумаги и погрузился в молчание. Через какое-то время он зашевелился, посмотрел на Харпера, вздохнул и сказал:

— Боюсь, скорее мне понадобится пистолет с глушителем. И снаряжение к нему.

Доктор в свою очередь помолчал и лишь затем спросил:

— Значит, вы все-таки попытаетесь?

Если у него и появилась какая-то надежда, он никак не показал этого: в его голосе прозвучало лишь мрачное недоверие.

— Если сходить с ума, то на всю катушку. Мне нужен не обычный пистолет, а газовый или стреляющий иголками со снотворным. Это возможно?

— Для того и существует дипломатическая почта, — рассеянно ответил Харпер. — Послушайте, мне кажется, что я не в полной мере оценил возможные затруднения. Если вы полагаете, что задача невыполнима…

— Вы сумасшедший, я сумасшедший. Мы все сумасшедшие. Но вы сейчас тащите через океан целый цирк — насколько я знаю, мы уже давно вышли в океан, — и кроме того, мы обязаны вашим погибшим коллегам. Так как насчет пистолета?

Харпер явно пытался найти нужные слова и не мог. Наконец он спросил:

— У вас найдется надежное место для этих бумаг?

— Да. — Бруно собрал чертежи и фотографии, разорвал их на мелкие кусочки, отнес в ванную, бросил в унитаз и смыл. Вернувшись, он сказал: — Теперь они в полной безопасности.

— Да, теперь ими сложно будет воспользоваться. Поразительный дар. Я был бы вам очень признателен, если бы вы не падали с лестницы — на сей раз по-настоящему, не ударялись головой и не теряли память. У вас есть какие-нибудь идеи насчет выполнения этой задачи?

— Послушайте, я же менталист, а не волшебник Мерлин. Как давно вы обо всем этом знаете?

— Не очень давно. Несколько недель.

— Не очень давно. Несколько недель, — повторил Бруно так, словно это были несколько лет. — А вы сами нашли какое-нибудь решение?

— Нет.

— И вы полагаете, что я найду его за несколько минут?

Харпер отрицательно покачал головой и встал.

— Думаю, скоро вас навестит Ринфилд. Он уже наверняка слышал о вашем несчастье, но не знает, что оно подстроено. Скажите ему об этом сами. Кстати, что вообще вы намерены ему сообщить?

— Ничего. Стоит мне поведать директору о самоубийственном плане, который вы мне тут изложили, и он тут же повернет судно обратно и умоет руки во всем, что касается вас.

Глава 5

Дни тянулись довольно однообразно. Единственной заботой работников цирка было кормление животных и уборка их клеток. Тем артистам, которые могли практиковаться в своем таинственном искусстве, повезло больше. Остальным ничего не оставалось, кроме как запастись терпением.

Бруно уделял Марии достаточно времени, чтобы подкрепить создавшееся у большинства циркачей мнение, что их роман продолжает развиваться. Интерес к их отношениям подогревался еще и тем, что, вполне вероятно, имели место сразу два романа: если рядом с Марией не было Бруно, то ее заботливо окружал своим вниманием Генри Ринфилд. А поскольку Бруно проводил большую часть своего досуга с Каном Даном, Робаком и Мануэло, то Генри не мог пожаловаться на отсутствие времени и возможностей, чтобы ухаживать за Марией.

Большая гостиная с баром, вмешавшая более ста человек, перед ужином неизменно была переполнена. Вечером третьего дня Генри сидел за дальним угловым столиком и разговаривал с Марией о чем-то серьезном. В другом конце гостиной Бруно играл в карты с тремя своими друзьями. Прежде чем начать игру, Робак и Мануэло, как всегда, минут десять повздыхали по поводу невозможности упражняться в метании лассо и ножей. Кан Дан о себе не беспокоился: он был уверен, что за несколько дней его могучая сила никуда не денется. Окружающие в этом тоже не сомневались.