Цирк "Гладиатор"

— Разбудишь прислугу.

— Не откроешь, так разбужу.

Он не выдержал и открыл дверь. Шагая в одном белье из угла в угол, говорил взволнованно:

— Нет! Я больше так не могу! Ты превращаешь меня в истерика! Я не знаю, до чего ты можешь меня довести! Это ужасно, но мне иногда хочется ударить тебя. Так жить нельзя. Мы должны объясниться. Живи одна. Хочешь, я отдам тебе квартиру и все деньги, какие у меня есть?

— Ну прости, прости, милый. Хочешь, я никуда не буду ходить? Хочешь? Мы будем жить тихо, как отшельники.

Как обычно, всё закончилось откровенными ласками в постели. Но эти ласки не казались ему выражением страсти, а заученными приёмами опытной развратницы.

36

Никита был в зените славы. Получение звания чемпиона мира, почётной ленты и золотой медали было уже простой формальностью. Ещё несколько дней, и всё будет закончено. Последний противник — Алек Корда — не был страшен после Вахтурова и Омера де Бульона.

Памятуя о том, что он всем обязан Верзилину, Никита решил ему сделать дорогой подарок. Выбор его остановился на золотом подстаканнике. Никита решил, что он выгравирует на нём какую–нибудь тёплую надпись и преподнесёт его в тот день, когда получит звание чемпиона мира.

У ювелира произошла странная встреча. Там сидел Корда. Положив свой мощный обтянутый пикейным жилетом живот на стол, он рассматривал какой–то золотой кружок, держа его в вытянутой руке и откинув голову в сдвинутом на затылок цилиндре. На толстом стекле перед ним лежало ещё много кружочков и металлических пластинок.

Увидев Никиту, он закрыл своими лапищами стекло и тяжело засопел.

Ненависть его не была в диковинку Никите, и он, договорившись с ювелиром о подстаканнике, ушёл, не придав значения происшедшему.

В цирк он явился, как обычно, перед десятью часами. Борцы уже надевали свою форму. Одни встретили его радостными приветствиями, другие — молча, третьи — неприязненно.

Заняв два стула, сидел огромный Вахтуров, рядом с ним стоял всегда весёлый Тимоша Медведев, квадратный бельгиец Стерс расправлял перед зеркалом свои усы. Оплывший жиром, с длинными, как у женщины, волосами, Луи Телье раскладывал пасьянс.

Корда, в чёрном трико, увешанный иностранными медалями и жетонами, стоял насупившись. Он потрогал свою волосатую грудь, подошёл к Никите. Сказал:

— Я имею пара слов поговорить к вам.

— О чём? — спросил Никита, ожидая подвоха.

— Мы будем выходить раздевалка. Коридор. Там имею разговор я.

— Не о чем нам с тобой говорить, — сказал с улыбкой Никита. Сказал громко, чтобы слышали все.

— Очшень, очшень важная разговор, — настаивал Корда. И, потянувшись к Никитину уху, прошептал: — Речь идёт о ваша судьба.

— Не пойду, — упрямо отказался Никита.

Тогда Корда властно притянул его шею и прохрипел в ухо:

— Если послезавтра будешь молчать, я даю тебе большой деньги.

Никита оттолкнул его и произнёс громко, сердито:

— Ишь, какой купец нашёлся!

— Не согласишься — плохо будет!

— Не распускай руки, урод! Отойди!

Никита резко толкнул его ладонями.

Ударившись о стену, Корда сжал кулаки и, нагнув голову, пошёл на него.

Несколько человек бросились к чемпиону и оттащили ею в сторону. Он отбросил их от себя, сказал Никите веско, словно ударил молотом:

— Пожалеешь!

И вышел из общей раздевалки в свою.

Никита остался. Тяжело дыша, сказал:

— Мне Омер не предлагал… А этот… толстопузый… Да я его, Якуня — Ваня!

— Ты вот что, Никита, — произнёс Вахтуров, тяжело наклоняясь, зашнуровывая башмак. — Того… осторожнее будь послезавтра… чтоб руку тебе не сломал… Ты везучий, в сорочке родился… однако… в нашем деле всё бывает…

— Да что он, не знает, что ли? — сказал Медведев. — Верзилин уж ему всё обсказал. Но ты это, правда, Никит, держись послезавтра… чтоб там руку или ногу…

— Ишь, как он по–русски–то заговорил, — сказал Уколов. — Всё тихо–мирно около нас, бочком, бочком, а сам всё понимает…

В дверях показалось озабоченное лицо арбитра.

— На манеж! Пошевеливайтесь!

Вахтуров тяжело поднялся со стульев. Неуклюже повернув могучую шею к борцам, сказал:

— Пошли, братва.

В коридоре их догнал Омер де Бульон, без маски, не страшный, не таинственный.

Из боковых дверей вышел Корда, плечом прижал Никиту к стене. Некоторые из борцов обернулись, замедлили шаги. Корда посмотрел на них угрюмо — они ушли.

— Уходи из цирка! — прохрипел он в лицо Никите.

— Да что ты ко мне пристал? Я и других кладу, не только тебя, — тяжело дыша, сказал Никита.

— Уходи! Нет нам вдвоём места здесь!

— Почему?

— Уходи… Не то не сдержу себя — убью… Знаю тебя, праведника… Всё по закону тебе надо, а ты попробовал бы…

Нагнув голову, Корда приближался к Никите, взгляд его был безумен. Никите стало страшно,

— Уйди! — вскрикнул он.

— Знаю! Разболтать всем хочешь!

И вдруг Никита вспомнил ювелирную лавку и блестящие кружочки и понял всё.

— Дура! Так бы и сказал, — обрадованно заговорил он. — Да никому я не скажу. Заказывай себе медали, сколько хошь…

Никитина улыбка окончательно вывела Корду из себя. Приблизившись, он ударил парня в скулу, навалился всей тушей, приговаривая:

— Праведник чёртов… Маменькин сынок… Удачник… Любимец публики…

Никита старался вырваться, объясняя: