Цилиндр ван Троффа

Я осторожно надавил на дверь. Она раскрылась почти без шума. Звуки стали резче и выразительнее. Я вглядывался в темноту за дверью, погасив свой фонарь. Зал был темен, только в глубине, напротив меня, на фоне темноты вырисовывался светлый прямоугольник. Это была сцена с двух сторон прикрытая занавесом. Слабый источник света находился где-то за кулисами, вырывая из мрака матово поблескивающие в глубине сцены трубы органа. Тихие медленные такты простой мелодии доносились откуда-то из-за складок занавеса, да, это могла быть только арфа…

Сердце мое сжалось и абсолютно нереальная мысль пронеслась в голове:

«Йетта играла на этом инструменте!»

Я зажег фонарь и прикрывая свет рукой медленно пошел между рядами кресел, полукругом расставленных перед сценой. Некоторые из них были поломаны, обивка на большей части сорвана.

Осторожно ступая по невысоким ступенькам, бесшумно, погасив фонарь, я поднялся на сцену и заглянул за занавес.

Небольшая лампа стояла на сцене недалеко от стула со стертой позолотой, спиной ко мне на стуле, сидела женщина и играла на арфе. Я видел ее голые плечи и руки обнимающие инструмент. Узкие бедра обтягивала блестящая ткань спадающая складками с обеих сторон инстумента. Певучие арпеджио переливались в фортиссимо. Я чувствовал, как пот течет по спине под комбинезоном, пульс разрывал виски… Силуэт рук, слегка согнутых плеч, форма головы с коротко стриженными темными волосами… Я боялся сделать неосторожное движение, чтобы не спугнуть видение… если это было видением… А если это реальность… Если она хоть на мгновение повернет ко мне лицо, иллюзия рассеется… Я стоял, смотрел и слушал. Как похоже на нее, каждое движение руки, когда пальцы пробегают по струнам, каждый наклон головы, прикосновение щекой к инструменту…

Я невольно шагнул вперед. Она обернулась, перестала играть, и вскочила.

В слабом свете, падающем снизу, я увидел ее лицо и окаменел. Это было лицо Йетты.

На меня спокойно смотрели ее большие широко расставленные глаза, внешние уголки которых опускались вниз. Светлый овал ее лица, выделяющееся на фоне загорелых плеч, был таким, который я я помнил все свое путешествие. Она стояла передо мной, невысокая, смуглая, с большими слегка оттопыривающимися в стороны, торчащими под тонкой тканью грудями – та же самая, неизменившаяся, близкая…

– Йетта… – мне удалось выдавить это, но я не мог пошевелиться, протянуть ладони. – Это я, это я…

Она смотрела на меня без испуга, но и без улыбки, словно слегка заинтригованная. Я заметил, что ее взгляд пробегает по моему лицу, соскальзывает вниз и возвращается, остановившись в районе груди.

– Космак! – тихо сказала она. – Настоящий космак…

– Йетта! – позвал я и шагнул вперед протянув руки. Она не отстранилась, замерла опустив руки, словно парализованная, не отреагировала даже тогда, когда я крепко обнял ее и начал целовать лицо. Глаза ее оставались широко открытыми, но смотрели в пространство, будто избегали моего взгляда.

– Йетта, это я, узнаешь? – прошептал я.

– Я тебя не знаю. Меня зовут Сандра, – тихо ответила она.

Я освободил ее из объятий, отступил на пол шага, смотрел на нее и ничего не понимал.

Сандра осталась со мной. То есть, я с ней остался, не поверив, что она не та, кого я искал. Память меня не подводила. Сандра совпадала с фотографией Йетты, которую я носил с собой. Она была в том же возрасте, повторяла ее в мельчайших подробностях, даже в легкой асимметрии черт лица, в манере движения. Только память ее была иной, собственно, ее не было вовсе, или она совсем не хотела о себе рассказывать. Она привела меня в свое жилище на предпоследнем уровне города. Маленькая комнатка была заполнена множеством беспорядочно и бессмысленно собранных мелочей, завалена костюмами, словно взятыми из театрального гардероба, такими же разнообразными по формам и эпохам. Она не хотела или не могла ничего рассказать о себе. Я пробовал систематизировать и рассмотреть все гипотезы, которыми пытался объяснить ее существование. И остановился на той, которая больше всего совпадала с моими желаниями. Я представил себе, что Сандра – это Йетта… Она была другой в личном плане, но я объяснял себе и это. Никто ведь не исследовал побочных эффектов такого долгого пребывания в цилиндре Ван Троффа! Сам «Меффи» оставался в нем какие-то секунды. Быть может поле влияло на память и Йетта, выйдя из цилиндра, совсем не помнила прошлого! Ничего, кроме умения играть на арфе…

За три недели, проведенные с ней, я лишь иногда заглядывая в цилиндр, для меня она стала Йеттой. Я радовался тому, что нашел ее, отгонял мысли о том, что это не она. Чего еще было желать? После стольких сомнений в ее существовании она нашлась, еще более дорогая и незаменимая, хоть и загадочная, чужая внешне, без той непразрывности воспоминаний и чувств, которая формирует личность человека…