Завянь пытался тихонько затормозить генеральские туалетно-одеколонные пробежки, для вида подпевал:
"Конечно понимаю, Лев Константинович. Леля у меня - о-го-го какая бабушка народная артистка!"
"Машину помыть - заедем? - завязывая перед зеркалом бонусный галстук, интересовался генерал. - Может - цветы купим?"
"С цветами, Константиныч, - перебор".
"Это почему же? К ней не внук, поклонник едет!"
"Лев Константинович, мы не можем заявиться к Леле запросто, - осторожно приступил к охлаждающим процедурам артисткин внук. - Возле ее дома, наверняка, полиция дежурит. Меня ждут. Зоя же - не объявилась. Грачевы описали мое тело, внешность - я до сих пор основной подозреваемый. А так же и "конотопский дядя" в новом костюме, что вчера в "Ладье" нарисовался... непонятно откуда".
"Черт, - расстроено опомнился носитель. Сел на кровать, растянул тугую удавку галстука. - С внутренними разговорами нам надо, Боря, прекращать. Я что-то совсем... ку-ку... Совсем с глузда сбиваюсь..."
"Я тоже, Константиныч, не в полной форме, - сознался Завьялов. - Кеша не зря нас предупреждал. Заиграемся. У них в будущем все четко - альфа-личность, бета-путешественник. А мы все разговариваем да шепчемся на равных..."
Огорошенное, расстроенное генеральское лицо отражалось в зеркале платьевого шкафа, стоящего напротив кровати. Очки перестали требоваться Льву Константиновичу еще этим утром - эффект омолодителя работал на полную катушку.
Борис отдал приказ глазам зажмуриться. Словесно оформил мысль: "Но к Леле, Константиныч, все же надо съездить. Она себе места не находит, я переживаю".
"Смотаемся, Бориска. Поглядим, как там путешественники и Зоя, и поедем. Костюм - снимать?"
"Да фиг с ним, превосходительство. Пошикуй немного. Тебя и по фотке, коли что, срисуют. Мы осторожно подберемся".
Отводя глаза от зеркала, Завянь поднялся с кровати, спустился па первый этаж в гостиную...
В комнате почти стемнело - солнце спряталось за домом. При появлении Бориса, Зоя и Иннокентий прекратили разговаривать. Лица у обоих были заговорщицкие, странные, но благо, не заплаканные.
Завьялову показалось, что говорили здесь о нем. Ни как два грозных внутренних циклопа, а как шушукающаяся девушка с умелым сплетником: щеки Зои пылали, Иннокентий плутовато отводил глаза.
- О чем толкуете? - устало поинтересовался Боря. Недавняя психологическая встряска вымотала его бесконечно!
- Иннокентий рассказал мне, какие замечательные у нас... у меня и у него..., - запуталась Зоя. - В общем, он рассказал мне об Иване и Марье!
- И как? - усаживаясь на край дивана, сгорбившись, спросил Завянь.
- Потрясена, - развела руками в пустоту слепая девушка. - Не ожидала, что смогу родить т а к и х детей...
Завьялов усмехнулся. Подумал о реакции Жюли на эти разговоры. Как ни крути, пока что ее муж единственный носитель тела потенциального отца. Небось, мадам - ревнует. Зубы скалит.
Но уютно свернувшаяся на коленях мужа мадам безмятежно посапывала.
"Ай да Кеша, ай да хлюст, - хмыкнул генерал Потапов. - Умасливает девушку, пока супруга дрыхнет! Планомерно подготавливает к койке, как к необходимости. Про чудных деток начирикал".
"Ловкач, - хмуро констатировал Завьялов. - Но впрочем, мы здесь по другому поводу".
- Зоя, ты спать хочешь?
- Удивительно, но - нет, - улыбнулась раскрасневшаяся девица. - Столько всего нового..., так странно... - Взыгравший материнский инстинкт, умело привлеченный Иннокентием, поправил настроение. Мозг девице вынес.
"Ай да Кеша, - вновь завел Лев Константиныч. - Не только успокоил, но и разбередил нашу красотку!"
- Зоя мне придется ненадолго уехать. Вы тут справитесь?
- Конечно, Борис Михайлович! - верноподданнически подскочило тело Бориса Михайловича, забыв, что на коленях Жюли задремала. - Ой, милая, прости! - оформитель успел подхватить хвостатую супругу за продырявленный обрезок свитера. - Я так неловок...
Мадам оскалилась, зевнула, смешно оттягивая волосатые уши на лысом черепе.
"Порядок, - буркнул генерал. - Жюли проспалась, отдохнула, приглядит за муженьком и Зоей".
* * *
Девятнадцать лет назад Михаил и Маша Завьяловы полетели в другой город на свадьбу бывшей сокурсницы. Сынулю Борю бабушке подкинули.
Бориска радовался, прыгал ненормальным щенком над собранной сумкой! Каникулы, каникулы! свободная, только тебе, а не театру, принадлежавшая Леля!..
Самолет родителей Бориса разбился где-то под Саратовом.
В памяти Завьялова навсегда застряло каменное, помертвелое лицо Лели:
- Боренька, садись, мне надо с тобой поговорить... Крепись, сынок.
Потом - тетрадка в клеточку, от начала до конца исписанная двойным, сплетенным вензелем "М М".
Несколько дней, не разгибая головы, одиннадцатилетний подросток, как заклинание - творил. Писал. То, карябая бумагу до дыр, то каллиграфически выписывая. Как некая смертельно больная японская девочка журавликов оригами, он так же, в слепой вере, уписывал тетрадку вензелями, словно это поможет все вернуть...
Вернуть дымящиеся паром, ароматные оладьи по выходным. Маму, маму, маму!!! Прогулки. Шашлыки. Поездки! Море!!
Сильные папины руки. Гантели - не зевай, Бориска, не отлынивай!