Циклопы. Тетралогия

   "Лев Константинович, а как ты в больнице оказался? Без документов, типа - бомж..."

   "Да тут, знаешь ли, Бориска..., такая гнусная история приключилась..."

   Рассказ, звучавший внутри самого тебя не только слушался, но и в и д е л с я. Всецело ощущая себя интеллектуальным путешественником, точь-в-точь - засланец будущего! - Борис как будто лично присутствовал и участвовал в событиях. Воспоминания носителя отражались в нем, как в объемном, инфернальном зеркале, погружали в эмоции-переживания до самой глубины. До дрожи, запахов и ощущения ветра на коже.

   Борис как будто увидел себя на даче... Знакомой каждой травинкой, пробившейся сквозь каменные плитки дорожек.

   Завянь стоял за смородиновыми, крыжовниковыми кустиками между грядок. Отличная погода с авансом на тепло. Вдоль забора зазолотились березки, низенькие елочки листвой усыпали. Красота! Живот и спину прикрывает любимая вязаная душегрейка в оленях, лысину греет старая шапочка с помпоном. Вчера застиранные треники нигде не жмут...

   В заскорузлых руках, не признающих всяческих дамских перчаток, уверенно, умело запорхала острая лопата. Недавняя морковная гряда готовится под зимний отдых...

   "Клубни георгинов надо бы выкопать, перенести в подвал до холодов..."

   Завянь идет по дорожке вокруг большого, знатно пожившего дома в два этажа с мансардой. Пробирается под окнами к пожухлой, тронутой недавним ночным заморозком клумбе. Окно кабинета, откуда так приятно видеть пышное летнее цветение георгинов - раскрыто. Дед утром в кабинете накурил - топор повис, две створки настежь распахнул, переоделся в рабоче-огородную одежонку, пошел проветриться на свежем воздухе, лопатой помахать.

   Из кабинета доносятся голоса.

   Непривычно низкорослый Завянь стоит под подоконником, напрягает слух...

   Внук с женой приехал! Ромка с Нонкой.

   Странно, что гудения автомобильного мотора не было слышно. На электричке, что ли, прикатили?

   Наверное. Доехали на электричке, прошли на участок - дедушка в дальнем углу, в огороде ковырялся - не увидели ребята.

   Дед уже собрался подтянуться к подоконнику, крикнуть: "Здорово, шельмецы! Чего ж не позвонили, я б чайку сварганил..." Услышал:

   - Ром, в верхнем ящике смотри, - командовала Нонна. - Он с ними каждое утро работает, далеко не убирает.

   - Да я искал уже! - рассерженно шепчет внук. - Погляди на полках. Две синих папки!

   Слыша, как в комнате шуршат бумаги, позвякивают падающие карандаши, Завьялов-Лёва обмер.

   В нескольких метрах от него твориться гадость! Обыск. Роман и Нонна обшаривают стол и полки шкафа, разыскивают мемуары.

   Несколько лет назад, когда опомнился после смерти жены Любушки, Лев Константинович засел за мемуары. Каждое утро спускался из спальни на втором этаже в кабинет, разбирал старые тетрадки дневников, делал выписки и правки, собирал листочки по двум синим папкам - "нужное", "необязательное". Делал это - для себя. К издателям не торопился. Пошутил, правда, на последнем слете ветеранов, что собирается прославиться...

   - Ром, да нет негде! - хриплый голос Нонны, прошелся по нервам тупой пилой.

   - Ищи, Нонка, ищи! - сипел внучок. - За рукопись вместе с дневниками заплатят больше!

   - Да пошла она к черту, эта рукопись! Запалим халабуду со всем барахлом! Знаешь, сколько Ничкин за участок прелагал?!

   В груди у Бори-Левы помертвело. Сосед нувориш Захар Ничкин уже дорожку к дыре в заборе протоптал, уговаривая Константиныча участок уступить...

   - Нонна!

   - Я двадцать восемь лет Нонна! Вот зажигалка.

   - А если дед наверху спит?! - испуганно прошептал Роман.

   - И черт с ним! Хватит старому маразмату небо коптить! Сваливай бумаги на пол...

   Константиныч медленно повернулся, скребя плечом о стену, пошел к крыльцу...

   "Дождался благодарности от внука, - сверлила сердце мысль, - дождался... Спалить меня решили... Вместе с фотографиями Любушки..., вместе с памятью".

   Пошатываясь, взошел на крыльцо, попробовал утихомирить громыхавшее о ребра сердце...

   Старинный шелковый ковер кабинета засыпали бумаги, вытряхнутые из ящиков стола. Два молодых вандала громили ПАМЯТЬ, Нонна поджигала свернутую в рулон бумажку...

   - Что делаешь, шалава?

   Тихий голос Константиныча прозвучал как выстрел.

   Нонна дернулась, суматошно затрясла, чуть занявшейся бумажкой... Внук испуганно отскочил, создавая между собой и дедом преграду из стола...

   - Спалить меня решили?

   - Дедушка ты все неправильно понял!!

   Идиот. Всегда был идиотом и бесхребетной сволочью, лентяем и слюнтяем. С самого малолетства в и с т о р и и влипал.

   Да только дед надеялся, что поумнеет, повзрослеет - выправится. Не сам, так умная жена направит.

   Напрасно. Напрасно возлагал на Нонну. Ей деньги глаза застят. Соседи по городской квартире намекали - наркоманка Нонка. Как только Константиныч всесезонно на дачу перебрался, квартиру превратила в сущий притон.

   Сухая, тощая, с провалившимися под густые брови глазами внучатая невестка смотрела на деда загнанной в угол пантерой. Облизывала губы и молчала - поумней внучка была.

   - Пошли отсюда вон, - стискивая кулаки, прошептал Лев Константинович. - Сегодня же поеду к нотариусу, переоформлю дачу на Ирину.