Шкаф в приюте. Она никогда не знала, когда вернется свет. Дернулась в сторону. Заплесневелая швабра в углу. Смех девочек из-за двери. Она хочет писать и уже не может терпеть, а потом они ее выпустили и увидели, что она сделала, они высмеяли ее и назвали «перро», а затем ты погружаешься в то время, когда была еще маленькой и одинокой, не в безопасности, и тебе приходилось убегать от мужчин и женщин, у которых в глазах было что-то мертвое, но в то же время голодное, и ты пыталась рассказать все родителям, но они ничего не слышали, кроме призыва к бутылке, а затем ты снова была в шкафу, а потом пыталась разбудить Хендерсонов, но они тоже стали призраками, истекали кровью, лгали и отступали от тебя все дальше с каждой секундой, и, если ты не послушаешь, тебе будет только хуже.…
– Люси! Что происходит?
Снова этот голос.
Он вернул ее обратно в тело, но страдания усилились. Она чувствовала себя раздавленной, шею разрывало болью, напряженная трескающаяся кожа обвисла, будто соскальзывала с тела, гнила, но то было только ощущение, то был Оракул, влезающий в ее разум и уничтожающий личность, и она боялась того, что ждет там, во тьме, за пределами ее «я», потому что чувствовала: там будет только хуже…
Люси увидела «мудрость» Джейсона, сразу в несколько слоев: выпотрошенные соседские собаки, список их органов; истекающие кровью девочки в слезах; истерика младшего брата, чья рука прижата к плите; пинки по голове мужчины, спящего под брезентом у железнодорожных путей, пока тот не перестал двигаться…
Она попыталась отогнать их, сосредоточиться на свете, идущем с неба пустыни, но видения не покидали ее, и она хотела, чтобы они вызывали у нее отвращение, но то, чему Джейсон научил Оракула, переписывало ее код, учило, что только так можно избежать цикла, не отключаться, а чувствовать что-либо еще, и
«Почувствовать», – подумала Люси, и она увидела, как его руки обвили ее, когда они сидели на песке, а затем ее затрясло, и она ощутила, как что-то шевельнулось в глубине тела, и решила, что запустился аварийный протокол. Может, Оракулу она больше не нужна; остальные поднялись из пещер и скоро обнаружат их и убьют, и что-то вырастет из ее чрева, выйдет из нее и будет стоять покачиваясь в пустыне, а ее тело будет питать странное новое растение.
Она попыталась сосредоточиться на мыслях о Брюэре и той ясности, которую они приносили.
Боль пронзила внутренности. Шея пульсировала. Зрение снова заплыло, и она увидела себя, забрызганную кровью, ее лицо было отвратительным, исказилось от злости до неузнаваемости, ее рука опустилась, гаечный ключ отразил свет и ослепил одного из смотрящих. Фокус переместился на Брюэра, стоявшего на лестнице.
Еще одна волна боли пронзила тело. Люси не знала, как Марисоль удавалось не убивать Стива. Давление было ужасным, и ей так хотелось снова почувствовать себя хорошо, положить конец пустоте, разрушению и голосу внутри черепа.
Она сильно дрожала. Нога подкосилась, и она упала на землю пустыни.
Голос извне. Руки на плечах, новые спазмы по всему телу.
– Не работает, Лу. Я не могу смотреть, как это тебя ломает.
Он пришел к ней, отказался от плана.
Она встретилась с ним взглядом.
– О, черт. Синие. Он глубоко пробрался.
Он был в ужасе, но
– Будь рядом. Держи меня, – сказала она. – Не впускай его, не полностью.