– Я сидела дома и пила. Это случилось в декабре, полтора года назад. Просто открыла утреннюю газету и решила пропустить бокал-другой. В этот момент зазвонил телефон. Руководство проекта запрещало нам представляться детям под своими настоящими именами, насчет этого указания были самые строгие. Но я… я пила уже тогда… и, наверное, поэтому, а может, просто по забывчивости несколько раз назвала Даниэлю свое настоящее имя. Поэтому ему и раньше удавалось выйти со мной на связь. И вот он позвонил опять, на этот раз совершенно неожиданно. И сказал, что все понял.
– Что понял?
– Что у него есть Лео, брат-близнец.
– Зеркальный близнец, ведь так?
– Да, только тогда он этого не знал. Это вообще не имело никакого значения – на том этапе, по крайней мере. Даниэль был страшно взволнован и спрашивал меня, знала ли я. Что я могла ему на это сказать? Я долго не решалась, но потом ответила утвердительно, и он долго молчал. Наконец сказал, что никогда не сможет меня простить, и положил трубку. Мне хотелось кричать, упасть на пол и умереть. Его номер отобразился у меня на дисплее, поэтому я перезвонила. А потом приехала в тот отель в Берлине и спросила Даниэля Бролина. Я пыталась выйти на него всеми правдами и неправдами. Но у меня ничего не вышло.
– Думаете, они с Лео встретились?
– Не могу в это поверить, несмотря ни на что.
– Почему вы так говорите?
– Потому что иначе быть просто не могло. Многие из наших близнецов встретились уже взрослыми. Это почти неизбежно в эпоху «Фейсбука» и «Инстаграма». Сейчас информация распространяется быстро, да и журналисты любят такого рода истории. Но никто из наших близнецов так и не узнал о проекте. В каждом отдельном случае находилось объяснение – пусть ложное, но подготовленное с самого начала. Ну, а журналистов, как всегда, интересовал только сам момент встречи. Поэтому до сих пор никто из экспериментаторов не пострадал. Ничья репутация не была замарана, никто не понес ответственности. Честно говоря, не представляю себе, как вам удалось докопаться до сути. В случае с Лео и Даниэлем все, как никогда, строго придерживались подписки о неразглашении.
Микаэль глотнул розового вина, хотя и не любил его, и задумался, как бы поточней сформулировать ответ. Он прозвучал в сочувственном тоне:
– Полагаю, Хильда, вы выдаете желаемое за действительное. Лично я почти уверен, что они встретились. Но кое-что меня настораживает. Один из моих друзей хорошо знает Лео Маннхеймера, – предосторожности ради Микаэль заговорил о Малин в мужском роде. – И он утверждает, что из левши Лео вдруг стал правшой. Я уже говорил об этом вашей сестре. Кроме того, за неправдоподобно короткий срок он превратился в настоящего виртуоза игры на гитаре.
– То есть сменил инструмент! – Хильда даже вздрогнула от неожиданности. – И теперь вы хотите сказать…
– Я всего лишь спрашиваю вас, какие выводы вы сделали бы сами, если б не прятали голову в песок, как страус.
– Ну… я бы… если, конечно, вы говорите правду… предположила бы, что Лео и Даниэль поменялись местами.
– С какой стати?
– Ну… – Хильда морщила лоб, подыскивая слова. – Оба они в высшей степени одаренные личности. К тому же склонны к меланхолии. Сменить контекст – мне кажется, это было бы интересно для них обоих. Помню, Карл говорил о том, что Лео чувствует себя пленником той роли, которую вынужден играть в обществе и которая совершенно не соответствует его натуре.
– А Даниэль?
– Даже не знаю… Но полагаю, ему тем более было бы интересно окунуться в мир Лео.
– Он ведь был страшно зол на вас, когда разговаривал по телефону? Неудивительно. Бедняжка был батраком на ферме, в то время как Лео рос в богатом доме…
– Все это так, но… – Хильда посмотрела на бутылку, словно испугалась, что вина в ней осталось ненадолго. – Вы должны помнить, что оба мальчика – невероятно чувствительные натуры с сильно развитой эмпатией. Мы с Карлом часто говорили об этом. При этом они буквально созданы друг для друга. Так что их встреча, если она и в самом деле произошла, должна была вылиться в поистине фантастическое событие. Самое яркое из того, что когда-либо происходило с каждым из них.
– То есть вы совершенно не допускаете неприятных моментов их знакомства?
Хильда покачала головой. Слишком напряженно, как показалось Микаэлю, для уверенного отрицания.
– Вы рассказывали кому-нибудь о звонке Даниэля?
Хильда молчала, зажигая новую сигарету от окурка старой.
– Нет, – ответила она. – Я не имею больше дела с Национальным реестром. Кому же мне было рассказывать?
– Но вы сами только что говорили, что к вам нередко захаживала Ракель Грейтц.
– Ей я тем более ничего не стала бы сообщать. Я и без того боялась ее достаточно.
Микаэль задумался, подыскивая лучшую формулировку для следующей просьбы. В результате она прозвучала резче, чем ему хотелось.
– Вы должны разъяснить мне еще одну вещь.
– Это касается Лисбет Саландер?
– Откуда вы знаете?
– Но… вы работаете вместе и, кажется, не делаете из этого тайны.
– Она тоже была замешена в ваш проект?
– Да. И причиняла Ракель Грейтц больше неприятностей, чем все остальные, вместе взятые.