Цикл «Миллениум». Книги 1-5

– Это я слышала от Лотты. Но ведь вы никогда с ним не встречались, верно? Это был невероятно харизматичный тип, украшение любого светского салона. На женщин группы он производил неотразимое впечатление. Особенно на одну, ее звали Ракель Грейтц. Она тоже была психиатр и психоаналитик, и Ракель… о ней я могу рассказывать долго. Ради Ричарда Стаффорда она могла сделать все, что угодно. Не говоря о том, чтобы двигать его работу. И вот однажды ей пришла в голову идея искусственно разделять близнецов и помещать их в семьи с диаметрально противоположным социальным статусом. Напомню, что целью эксперимента было получение идеальных во всех отношениях шведов. Поэтому исходный материал отбирали особенно тщательно. Подходящих детей отыскивали в самых темных углах с фонарями. В ход пошли старые списки цыган и других кочевников, а также саамов, среди которых в первую очередь обращали внимание на людей, которых даже расовые биологи не решились подвергнуть принудительной стерилизации[358]. Искали мужчин и женщин с высокими показателями интеллекта или какими-либо другими выдающимися способностями, у которых рождались близнецы. Группа хотела – как бы цинично это ни звучало – получить самый первосортный материал для исследований.

Тут Микаэль вспомнил талантливого гитариста, которого называла ему Лисбет.

– И среди разделенных пар были Лео Маннхеймер и Даниэль Бролин?

Хильда фон Кантерборг молча смотрела в окно.

– Да. И это из-за них вы пришли сюда, ведь так? – Она перевела взгляд на Микаэля. – Не слишком умно было рассказывать Лотте, что Лео больше не Лео. Хотя… по правде говоря, я в это не верю. Не могу поверить. Вы знаете, что Андрес и Даниэль Бролин, – так их когда-то звали – вышли из невероятно музыкальной цыганской семьи. Их мать Розанну природа одарила просто фантастическим голосом. Сохранились записи ее песен. Розанна поет «Strange Fruit» Билли Холидей так, что сердце просто рвалось из груди. Она скончалась спустя несколько дней после появления братьев на свет от родильной горячки. Розанна никогда не училась в гимназии, но нам удалось найти ее аттестат за курс средней школы. Она была первой во всем. Отца звали Кеннет. Он страдал маниакально-депрессивным психозом, но виртуозно играл на гитаре. Судя по всему, не отличался ни агрессивностью, не бесчувственностью. Обыкновенный пьяница, которому оказалась не по силам забота о близнецах. Поэтому братьев и поместили в детский дом в Йевле, где они попали на глаза Ракель Грейтц, которая их разлучила. Не знаю и не хочу знать, каким образом она и Мартин Стейнберг отыскивали эти несчастные пары. Но с Даниэлем и Андресом, которого потом окрестили Лео, все получилось особенно ужасно.

– То есть?

– В этом была какая-то чудовищная несправедливость. Даниэль еще несколько лет оставался в детском доме, преже чем попал в лапы одного недалекого фермера гдето за Хюдиксваллем, которому в хозяйстве требовались рабочие руки. Нет, жена у фермера была, но она исчезла вскоре после пояления в семье мальчика. И то, что происходило дальше, мы можем с уверенностью назвать эксплуатацией детского труда. Даниэль и его приемные братья работали с утра до вечера, не имея порой возможности даже посещать школу. Лео же при этом попал в богатую и влиятельную семью в Нокебю.

– То есть к Херману и Вивеке Маннхеймер?

– Совершенно верно. Херман был достаточно влиятелен, чтобы стереть Мартина Стейнберга в порошок. Одним из непременных условий эксперимента было, чтобы приемные родители ничего не знали о происхожении детей, в особенности о том, что у них есть братья или сестры. Но Херман Маннхеймер был слишком крупной фигурой. А может, имел своего человека в группе… Так или иначе Мартин прогнулся. Вернее сказать, сломался. Он взял с Хермана слово молчать и рассказал ему все. Вышло только хуже. Херман Маннхеймер с детства презирал цыган и прочих «бродяг», как он выражался. Поэтому стал мучиться сомнениями и в конце концов, втайне от Ракель и Мартина, спросил совета у своего компаньона Альфреда Эгрена.

– Теперь я понимаю, – сказал Микаэль. – И каким-то образом тайну Лео узнал Ивар Эгрен.

– Да, но это случилось позже. А тогда Ивар страшно завидовал талантам Лео, которого считали куда более перспективным специалистом. И – об этом не стоит забывать – уже в то время делал все возможное, чтобы сместить Лео и посадить на его место кого-нибудь другого. Вокруг семейства Маннхеймеров образовалось нечто вроде минного поля, и тогда на помощь призвали моего коллегу Карла Сегера.

– Но если Херман Маннхеймер был таким неисправимым идиотом, зачем он вообще взял мальчика?

– Херман был реакционером в худшем смысле этого слова, однако не бессердечным циником. Я уверена в этом, несмотря на все то, что случилось с Карлом. Но Альфред Эгрен… это порядочная свинья и расист. Разумеется, он стал отговаривать Хермана. И тот непременно послушался бы, не поспей вовремя документы о невероятной моторике и прочих выдающихся способностях мальчика. Кроме того, Вивека была без ума от этого ребенка.

– То есть Лео считался вундеркиндом уже тогда?