Цикл «Миллениум». Книги 1-5

Она не ответила. Дэн чувствовал, что теряет над собой контроль и больше не слушает ее. Теперь ему было неважно, что Хильда скажет в свое оправдание. Но один ее вопрос он запомнил:

– Так, значит… ты и Лео нашли друг друга?

Она спросила об этом так спокойно, обыденно, словно братья разминулись на прогулке в парке.

– Он знает обо мне?

– Кто? Лео?

– Лео, конечно, кто же еще!

– Не могу сказать тебе этого, Даниэль. Я… я не думаю. Прости, но я и так сказала тебе слишком много.

– Много? – рассвирепел Даниэль. – Я звонил вам, когда мне было тяжело… у меня никого не было, а вы… Вы и тогда не сказали мне ни слова. Я рос и не знал о себе самого главного. Вы отняли у меня… – Дэн не мог подобрать слов, чтобы выразить свои чувства.

– Прости, Даниэль, прости…

В ответ он выкрикнул что-то грубое, а потом положил трубку и заказал себе пива. Огромную кружку – ему требовалось успокоиться и собраться с мыслями. Потому что в тот момент Дэн решил, что обязательно должен связаться с Лео. Встретиться с ним, но как?

Стоит ли ему писать? Может, лучше позвонить или заявиться сразу, без предупреждения? Но Лео Маннхеймер богач, он другой. Он счастливее его и, конечно, не такой сентиментальный. Что, если он – разве Хильда на это не намекала? – знает о существовании Даниэля и намеренно не вступает с ним в контакт? Что, если он стыдится своего нищего, бездомного брата? Что ж, в этом нет ничего невероятного…

Дэн снова открыл страничку фонда Альфреда Эгрена с фотографией Лео. На этот раз во взгляде брата ему почудилась искорка смущения, и это придало Дэну уверенности. Что, если Лео и в самом деле не такой зануда, как другие богачи? Дэн вспомнил, как легко ему было с Юлией вчера вечером, и снова отдался во власть самых противоречивых мечтаний. Злоба отступила, глаза снова наполнились слезами. Что ему было делать? Дэн нашел в «Гугле» записи своих давнишних выступлений и выбрал одну, из концерта в Сан-Франциско, где он, уже с короткими волосами и в строгом сером костюме, играл «All the things you are»[353] и использовал те же гармонии, что и Лео на вечере в Концертном зале. Этот видеофайл он решил приложить к письму. А потом выбрал указанный на странице фонда электронный адрес и задумался.

Дорогой мой брат Лео! Меня зовут Дэн Броуди, и я джазовый гитарист. До сегодняшнего дна я не имел понятия о твоем существовании и сейчас до того потрясен, что едва могу писать.

У меня нет намерения ставить тебя в неловкое положение, тем более причинять какие-либо неудобства. Я не требую от тебя ничего, даже ответа. Но сам факт, что ты существуешь и играешь такую же музыку, что и я, стал для меня главным потрясением в жизни – вот все, что я хотел тебе сказать. Я совсем не уверен, что мой интерес взаимен и ты так же, как и я, горишь желанием узнать обо мне как можно больше. Тем не менее я должен был тебе написать. Встречался ли ты когда-нибудь с нашим отцом? Он, конечно, был пьяницей, но имел незаурядный музыкальный талант. Мать умерла при родах. Возможно, они оказались тяжелыми именно потому, что она носила близнецов. Но об этом мне известно не слишком много…

Даниэль написал двадцать две страницы, но отправить их так и не решился. Вместо этого он позвонил Клаусу и сообщил, что у него умер родственник в Швеции. Потом забронировал билет до Стокгольма и вылетел уже на следующее утро.

Дэн не был в этом городе восемнадцать лет. Шла Нобелевская неделя, десятое декабря. В Арланде[354] мела метель. Город стоял в рождественском убранстве. Впрочем, Даниэль с детства помнил его таким красивым. Он волновался, как мальчишка, и все-таки выждал пять дней, прежде чем решился выйти с Лео на связь. Все это время он оставался его двойником, невидимой тенью.

Глава 15

21 июня

У Башира Кази была длинная остроконечная борода, брюки цвета хаки и охотничий жилет. Лисбет сразу обратила внимание на его мускулистые, натренированные руки. Башир дремал на кожаном диване перед включенным телевизором. Он поднял на гостью полный презрения взгляд и снова прикрыл глаза. Не исключено, что он был «под кайфом». Лисбет сделала шаг в сторону и снова глотнула из своей фляжки. Башир хмыкнул и повернулся к Халилу: