Цикл «Миллениум». Книги 1-5

– Я читала об этом сотни раз, – добавила она, – и все эти показания давно сидят у меня комом в горле. Или вы думаете, я так сразу всему поверила? И не билась в истерике, не кричала Херману и Эгрену: «Это все ваши чертовы развлечения!»

– И что они?

– Ответом мне были смущенные улыбки. «Мы понимаем, как тебе тяжело. Нам и в самом деле жаль тебя, бедняжка». Потом, когда я никак не хотела успокаиваться, они начали мне угрожать, и это было уже серьезно. Кто я и кто они? Но у меня отняли Карла, и я чувствовала себя совершенно опустошенной. Я не могла ни учиться, ни работать – ничего.

– Понимаю, – кивнул Блумквист.

– И что самое удивительное… как вы думаете, кто утешал меня больше всех? Мама с папой? Братья? Сестры?

– Лео, – догадался Блумквист.

– Именно, малыш Лео. И это то, ради чего я здесь с вами сижу. Ему приходилось тогда не легче, чем мне. Мы плакали с ним вместе в доме на Грёнвиксвеген и на чем свет стоит кляли этих «чертовых старикашек»… Он ведь был еще совсем ребенок. Но у меня не было более близкого человека в этом горе.

– А почему Карл так много для него значил?

– Лео приходил к нему регулярно, раз в неделю. Но это были не просто консультации. Карл стал для Лео другом, единственным человеком, который его понимал. И, со своей стороны, надеялся…

– На что?

– Помочь Лео осознать свои возможности. Ведь он фантастически талантлив. Кроме того…

– Он страдает гиперакузией, – подсказал Блумквист.

– Да, и это тоже. – Эллинор заглянула ему в глаза. – Этот момент, конечно, очень интересовал Карла как ученого. Он хотел выяснить, какое отношение имеет болезнь к изолированности Лео и как она влияет на его мировосприятие. Но Карл был кем угодно, только не ученым циником, не думайте. Между этими двумя существовала связь, которой я никогда не понимала.

– А правда, что Херман и Вивека не были биологическими родителями Лео?

Микаэль сам испугался собственной смелости. Но Эллинор как ни в чем не бывало сделала глоток из чашки и посмотрела в сторону балкона слева.

– Все может быть, – меланхолично заметила она.

– То есть?

– Мне всегда казалось, что с прошлым Лео связана какая-то тайна.

– У него в роду были цыгане, как я слышал?

Эллинор тихо рассмеялась. Блумквист удивленно посмотрел на нее.

– Нет, это действительно странно, – пробормотала она, скорее обращаясь к самой себе. – Знаете, я часто вспоминаю один случай…

– Что за случай?

– Нет, собственно, ничего такого… Как-то раз Карл пригласил нас с Лео в Дроттнингхольм, прогуляться. Мы с Карлом действительно очень любили друг друга. Но иногда мне казалось, что он от меня что-то скрывает… Я даже не имею в виду его врачебные тайны. И это страшно меня раздражало. Вот и тогда, в Дроттнингхольме, Лео был ужасно грустный, потому что кто-то обозвал его цыганом. Меня удивило, что Карл, вместо того чтобы воскликнуть: «Как можно обижаться на эту чушь!», пустился в долгие рассуждения о расизме, преследовании цыган, принудительной стерилизации и этнических чистках. И Лео кивал с таким видом, будто ему и раньше не раз приходилось выслушивать подобные лекции. Он ведь был тогда совсем маленький. Тем не менее знал и о кочевой жизни, и о происхождении цыган. Мне это показалось… странным.

– И что было дальше?

– Ничего. Я много раз пыталась расспросить Карла о Лео, но он уклонялся от ответа. Конечно, отчасти это было связано с врачебной тайной, но только отчасти. Поэтому та прогулка в Дроттнингхольме до сих пор сидит в моей памяти как заноза.

– Я слышал, будто кто-то из мальчишек Эгрена обзывал Лео цыганом? – робко заметил Микаэль.

– Ивар, самый младший, – кивнула Эллинор, – тот, что пошел по отцовским стопам. Вы его знаете?

– Немного, – отвечал Микаэль. – Насколько мне известно, Ивар вообще был злым мальчиком.

– Ужасно злым, – согласилась Эллинор.

– Но почему?

– Я сама часто себя об этом спрашиваю. Он во всем старался быть лучше Лео, смотрел на него как на соперника. И что самое интересное, похожие отношения установились и между отцами. Альфред и Херман постоянно щеголяли друг перед другом своими сыновьями. Но если Ивар всегда побеждал там, где нужна мускульная сила, Лео намного превосходил его по части интеллекта. И Эгрен страшно ему завидовал. Он знал о гиперакузии Лео и специально врубал в Фальстербу по утрам магнитофон на всю катушку. А однажды накупил воздушных шариков и взорвал их прямо за спиной у Лео. Карл, как прослышал об этом, отвел Ивара в сторону и отвесил ему оплеуху. Можете представить себе, какой скандал учинил старик Альфред!

– То есть в этой компании Карла недолюбливали, вы это хотите сказать?

– Определенно недолюбливали. Но родители Лео всегда были на его стороне. Они понимали, что значит Карл для их сына. Именно это обстоятельство и заставляет меня до сих пор верить в то, что смерть Карла – все-таки несчастный случай. Во всяком случае, я стараюсь убедить себя в этом. Херман Маннхеймер никогда не поднял бы руку на единственного друга собственного сына.

– А каким образом Карл вообще на них вышел?