Радеев молча пошел за мной, за моими чудовищными подручными… Поначалу он еще сверялся с картами, но заплутал впотьмах на путанных тропинках среди обломков и осколков старой техники… Я не собираюсь искать запчасти для моих псов среди этих разрушенных войной и временем машин, еще не пущенных на переработку, а хранимых на этом объекте. Я просто подожду, пока он продрогнет и начнет засыпать в этой тьме…
Он поднял ворот черной шинели, совершенно скрывшись в окружающем его мраке…
– А я могу быть уверен, что со мной здесь ничего не произойдет?..
– Нет, не думаю… Здесь постоянно происходят странные вещи…
– Настолько странные, что мне стоит предупредить начальство о том, где следует искать мое тело на рассвете?..
– В этом месте можно сломать шею, и следуя за таким опытным проводником, как я… Можете сообщить о местонахождении вашего тела, а можете просто смотреть, куда идете… Что вы выберите – решать вам.
– Я всегда выбираю и то, и другое…
– Достойный выбор, когда речь идет о жизни и смерти.
– Работа у меня такая – она мне иного выбора не дает, кроме как выбирать – и то, и другое…
– Нам всем запрещено бояться смерти, но все мы нарушаем эти запреты, Радеев.
Он обвел глазами призрачно светящиеся силуэты моих покореженных подручных – в их слабом свечении и я, облаченный в светлую форму, произвожу подобный эффект… Мы вышли под открытое небо как раз тогда, когда поднялся туман и когда его прорезал свист поднятых истребителей… Замерзший офицер сжал плечи, вперившись взглядом в небо, разразившееся раскатами ночной атаки… Лучи прорезали мрак молниями и далекое зарево разошлось громом… Эти вспышки разлетаются в тумане, приглушающем громовые раскаты рушащихся пограничных укреплений Шаттенберга…
– Вы еще не налетались в облаках?.. Мне кажется, что вам, Грабен, пора бы спуститься на землю… А то как бы не пришлось провалиться в подземелье… Такое бывает, когда залетишь высоко и падать придется с высоты полета… так скажем, – с высоким ускорением…
– Вы, Радеев, думаете, что я подобен ракетам прежних пор?.. Тогда вы должны думать, что я способен пройти сквозь землю, не разбившись…
– До предела, Грабен… Где-то вы возьмете да разорветесь…
– И это будет сокрушительно для вас – обитателей подземелий…
– А для вас это будет – губительно…
– Ученые призваны заграждать истину грудью, Радеев…
– Ото всех… и от себя… Боюсь, вы слишком заняты погоней, чтобы не забыть, что гонитесь за истиной…
– Так же, как вы слишком искушены ложью и угрозами, забывая, что эти средства призваны служить достижению той же истины…
– Просто правда – прыткая и скользкая… Она убегает от вас, ускользает от нас… Вот мы с вами и обязаны ловить эту хитрую правду сообща… Ваш разум скор, а мой – цепок…
– Скорость срывает с объекта все, что к нему цепляется, Радеев…
– Пока вы особых отличий от ракет прежних пор не показали – вас так же трудно обнаружить и остановить, вы так же устремлены к цели… И преследуете вы свою цель с недосягаемой, скорее, – с непостигаемой скоростью… Только учтите, что эти ракеты с незапамятных времен сняты с вооружения из-за того, что эти технологии – устарели, Грабен… Теперь лучи летят в цель, не отклоняясь и не скрываясь… Они скоры и сильны – для нас они не отразимы из-за этой силы и не зримы из-за этой скорости…
– Однако с помощью техники мы видим и отражаем и их.
– Техника не надежна… Она опасна для нас, полагающихся не на свои силы… Прямые жесткие лучи – наше непревзойденное оружие нападения и защиты… Они всегда сражают врага, всегда проявляют правду…
– Если бы каждый пущенный нами луч поражал каждого нашего врага и проявлял правоту каждого из нас – нас бы давно не было, Радеев, – нас всех.
– Вы думаете, что сумеете ловить лучи голыми руками?..
– Нет, – только в перчатках, Радеев.
Он усмехнулся про себя, опуская тяжелеющие глаза на Гарма, легшего у его ног и сложившего перед ним рогатую голову… Радеев понял, что пес не спит, а стережет… Офицер достаточно рассеяно огляделся, видимо, еще надеясь найти человека в зоне восприятия. Но он уже не старается сосредоточиться на сигнале – никого нет, мы здесь одни… Я поймал его. Теперь при отступлении он поплатится пугающей нас всех видимостью всепроходимости и всепроницательности офицера DIS – этим туманом, напускаемым на нас всех “тенями” системы. Его оружие – морок… и теперь я обращу его оружие против него. Я вытяну из него признание его же клещами – его же мутными угрозами, его же мглистой ложью… Я запутаю его в тенях и туманах между обманом и истиной… Я заставлю его ждать нападения так долго, что нападу, когда он перестанет ждать… Я заставлю его поверить, что на его крючок попался я, тогда он попадется – на мой… Вера приходит со страхом и усталостью… А вера убьет его разум, изнеможенный ожиданием смерти моего разума… Он скажет правду, когда его разум заснет и проснутся его кошмары… Мы останемся здесь надолго – на всю эту длинную ночь, которой он никогда не забудет…
Запись №14