Цикл аномалии

Воробей припарковала фургон. Машина покачнулась, когда она побежала назад, чтобы схватить какое-то оборудование. Я выпустила поток лучей в середину руки бота, расплавляя его сустав до тех пор, пока он больше не мог размахивать ковшом. Колеса слабо крутились внутри своих трактов, но без рычага, поднимающего основание под более благоприятным углом, он не мог откопаться. Он просто лежал там, пока я возвращала огневую платформу на крышу фургона и отпускала рычаги.

В ту секунду, когда металлические зажимы освободили мои ноги, я перепрыгнула через перила и тяжело рухнула на землю.

— Анна! Анна, ты меня слышишь?

— Отойди, — выдавила Воробей, протискиваясь мимо меня.

На ней была тяжелая металлическая маска, и она несла что-то похожее на гранату с торчащим сбоку краном. Когда она нажала на курок, из крана вырывался осколок ярко-синего пламени.

— Не смотри на свет. Это повредит твоим глазам, — сказала она, наклоняясь над ведром.

Я хотела игнорировать ее. Но когда голубое пламя коснулось ведра, оно создало огненный шар настолько чисто-белого цвета, что у меня тут же начала болеть голова. Я стащила шлем и закрыла глаза рукой, наблюдая, как расплавленные искры стекали по ботинкам Воробья.

Меня трясло от беспокойства. Я знала, что Анна все еще была внутри бота. Но по какой-то причине я так увлеклась попыткой остановить его, что забыла об осторожности. Я прокручивала все это в уме и понимала, что Воробей была прав: если Анна переживет все эти раскачивания и тряску — если внутри она не будет большим куском омлета из плоти — это будет чудом.

Кажется, прошли часы, прежде чем Воробей срезала ковш с руки. Но на самом деле это было всего несколько минут. Холодный туман скользил по моей коже, когда ведро упало, и я увидела, сколько в нем было грязи. Песок уступал место темной земле, лежащей там, где солнце не могло до нее добраться.

Никто не смог бы выдержать такое давление.

Никак.

— Оно… оно похоронило ее заживо, — услышала я свой собственный хрип.

— Ты этого не знаешь, — спокойно сказала Воробей, начиная откапывать грязь в сторону. Она опускала руки на вершину кучи и тащила их вперед, соскребая огромные слои за раз. — Мы не узнаем наверняка, пока не… ну, это нехорошо.

Я смотрела, замерев, как Воробей вырвала камень, который был в два раза больше моей головы. Эта штука весила около ста пудов, но Воробей одной рукой отбросила ее в сторону.

Еще через тридцать секунд копания она выпрямилась.

— Вот рука.

Рука.

Я ощутила, как моя задница ударилась о землю, но не помнила, чтобы упала. Время повернулось вспять, пока я смотрела, как Воробей выкапывала тело Анны из ведра. Она была такой черной от грязи и копоти, что я бы не узнала ее, если бы не знала, кто она. Когда Воробей вытащила ее из земли, тело Анны болталось, как дождевой червь, оглушенный зимним холодом. Ее конечности болтались, а голова прижималась к груди Воробья. Она была цела — я не могла поверить, что она все еще была цела. Но я не сомневалась, что она была мертва.

— Мы опоздали, — выдавила я, когда Воробей опустила Анну передо мной.

Я вытерла грязь с ее лица и недоверчиво посмотрела. Ее глаза был закрыты; рот отвис. Все прекрасное внутри нее, весь смех и свет, ее потрясающие человеческие выражения — все это ушло. Все ушло. Это все, что она оставила после себя.

Это было лицо Смерти.

Рука Воробья коснулась моего плеча, когда она прошла мимо меня.

— Я приведу нам помощь.

Помощь? Не было никакой помощи. Ничего не поделать с Анной. Она была мертва. Ее единственная жизнь угасла. И это была моя вина.

Это все было моей…

— Это не Учреждение. Куда вы меня привезли?

Я подпрыгнула, когда из динамиков раздался знакомый голос робота. Я обернулась и увидела, как Фрэнк выбрался из задней части фургона.

Как здесь оказался Фрэнк? Откуда, черт возьми, он взялся?

Фрэнк остановился в нескольких футах от задней двери. Внутри вогнутых дисков на его висках мигали красные огоньки, когда его голова сделала один полный круг.

— Мы почти в сорока милях к юго-западу от Учреждения. Ты ослушалась меня, Воробей, — сказал он, его голос гремел из динамиков. — Ты вызовешь гнев Шефа, и он…

Голос Фрэнка внезапно оборвался. Его передняя линза с жужжанием скользнула по телу Анны, и он быстро приблизился к ней.

— Удушье, — сказал он.

— И несколько сотен пудов давления, — добавила Воробей, выпрыгнув из задней части фургона. Она подбежала к Фрэнку и посмотрела на тело Анны, подбоченившись. — Есть признаки жизни?

— Нет. Но она не разложилась так, чтобы ее нельзя было оживить, — его руки согнулись, и металлическая паутина скользила между его пальцами, образуя два набора дисков. От его ладоней начал исходить пронзительный звук, где опасно светился ярко-синий свет. — Воробей, мне нужно, чтобы ты провела сердечно-легочную реанимацию, пока мои электроды заряжаются.

— Хорошо.

— Не забывай быть нежной. Не более двадцати процентов твоей силы…

— Хорошо.

Воробей оттолкнула меня в сторону и упала на колени. Она сложила руки крестом на груди Анны. Затем она начала толкать вниз, будто пыталась втиснуть в свой чемодан еще несколько вещей.