Цикл аномалии

Я не знала, почему сказала это так странно, почему держала слова во рту, пока они не вырвались с недоверием. Я не удивилась, что мне было холодно, конечно. Я была удивлена, что выжила? Что вылечилась, наверное?

Я подняла взгляд и заметила, что Воробей наблюдала за мной.

Нет, изучала меня…

Поглощала меня.

Ее взгляд был прикован к моей руке, она смотрела на рисунок мурашек на моей коже, и ее взгляд был так напряжен, что я ощущала пульсирующий жар. Волны тепла спускались по спирали в виде узкого луча и царапали каждую выпуклость — взгляд столь же взвешенный, как красный свет сканера экзоскафандра. И я была поражена этим.

Застыла.

Не могла двигаться.

Рука Воробья дёрнулась с того места, где она держала её на коленях. Я увидела вспышку чего-то желтого с розовым кругом на конце. Давно я его не видела, но сразу узнала.

— Это карандаш?

Ее рука защитно сжалась, и я заметила, что она лежала на чем-то, похожем на маленький черный блокнот.

— Ты …? Ты делала записи обо мне, пока я спала?

Воробей была уже готова дать мне прямой ответ, когда ее губы внезапно сжались.

— Мне не разрешено говорить.

— Что тебе нельзя говорить?

— Мне нельзя говорить, почему я… нет, — она покачала головой, и волны ее темных волос хлестали ее по плечу при этом движении, — нет, я не могу тебе сказать. Я должна держать свои особенности при себе, чтобы дать тебе возможность развить свои.

— Мои…?

— Особенности, — закончила она, когда я не смогла.

Я понимала слово, но не понимала, почему оно использовалось в данной ситуации. Эта ситуация началась неловко и становилась только более неудобной с каждой минутой.

— Ладно. Тебе не обязательно рассказывать мне, о чем ты писала…

— Я не… тьфу, — она швырнула блокнот на кровать рядом с собой и скрестила ноги. — Что ты хочешь узнать?

Я была ошарашена ее реакцией. Воробей выглядела Нормально: у нее было гладкое лицо, идеальная кожа — и из того, что я видела сквозь ее мешковатую одежду, в ее телосложении были характерные для Нормалов мускулы. Она, судя по всему, была Нормалом.

Но она вела себя как человек.

Ее лицо, то, как высоко поднимались брови в ожидании, а губы кривились в раздражении. Ее поза, то, как она согнула ноги на коленях вместо того, чтобы сидеть прямо. Она касалась кончиком большого пальца кончика каждого пальца, ожидая, что я скажу — жест нетерпения, который я видела у Аши десятки раз, когда я не позволяла ей просто подойти к кому-нибудь и нанести удар.

Эти воспоминания об Аше напомнили об осторожности. Я знала, как быстро кто-то мог превратиться из моего друга в полный ад. Воробей мне даже не была другом: она просто была странной, не переставала пялиться на меня. Но пока мы застряли вместе, я могла попытаться кое-что выяснить.

— Где я?

— Учреждение, — кратко ответила она.

— Учреждение Двенадцать?

Она приподняла бровь.

— Их больше одного?

— Наверное. Люди обычно не нумеруют вещи, если их всего одна.

— Ты шутишь, да? — сказала Воробей после долгого момента, когда она только смотрела в черные серединки моих глаз. — Как интересно.

Я не знала, почему это было интересно. До сих пор Воробей была бесполезной. Ей повезло, что я не вернулась к той манере Уолтера, которая заключалась в том, чтобы обмотать ее горло простыней и сжимать до тех пор, пока она не посинеет и скажет мне то, что я хотела знать.

Я сделала глубокий вдох, напоминая себе, что попытка задушить Нормала приведет лишь к тому, что меня швырнут через ближайшую стену. Если Воробей была Нормалом… я все еще не была уверена.

— Почему ты здесь? — спросила я через мгновение.

— По той же причине, по которой ты здесь.

— И это…?

— Разве они не сказали? Боже, — буркнула она, наконец, оторвавшись от меня и взглянув на стену рядом со мной. Потом взгляд вернулся. — Тебя прислали сюда, потому что ты сломана, Шарли. Ты здесь, потому что ты Аномалия.

Это было так давно, что я совсем забыла. То, что произошло незадолго до моего отъезда из Далласа — или Мира Уродов, или Эль-Пасо, или как там люди это называли, — постепенно исчезло за те месяцы, что я провела в Ничто. Я помнила плохое, но ужасно долго не думала о том, что случилось потом.

Уолтер отвлекал меня большую часть дней, и до недавнего времени я лечила группу травм настолько серьезных, что едва могла сосредоточиться на настоящем, а тем более на прошлом. Теперь мои раны зажили, и впервые за несколько месяцев я сидела в тихом месте, и все воспоминания с ревом вернулись ко мне.

Я должна был умереть, но не умерла. Мэрия удалила мой файл, и Лаборатория планировала бросить мое тело в печь, как они сделали с Ральфом. Но я очнулась прежде, чем они смогли расколоть мой череп и вытащить серое вещество. И после этого Даллас не знал, что со мной делать.

Детектив Стэнтон думал, что я была Аномалией. Нет. Шериф Кляйн настаивала на том, что это не было так, но позволила Стэнтону поверить в это, чтобы увести меня от Говарда, который был плохим. Я всегда знала, что он был плохим, но теперь я знала, что он был намного хуже, чем я думала. Достаточно плохим, чтобы напугать даже Кляйн, которая никогда ничего не боялась.