Цикады

– Так называется одно из самых удивительных произведений Тургенева, – глаза её заблестели. – В нём говорится о любви двух юношей к девушке, ставшей женой первого не по зову сердца, а по совету матери. Когда через несколько лет они встретились снова, второй юноша, познавший к тому времени науки Востока, околдовывает девушку звуками таинственной мелодии, которую он исполняет на старинной скрипке с изображением змеи на ней. «Песнь удовлетворённой любви», – говорит он, бросая взгляды на девушку. Она испытывает сначала жуткое чувство страха, недоумения, а позже, ночью, проснувшись от страстных призывов уже знакомой мелодии, в лунатическом состоянии покидает супружескую постель и идёт в тёмный парк, на свидание… Дело заканчивается тем, что муж девушки убивает своего друга, но его с помощью магии оживляет слуга друга, а девушка оказывается беременной. Вот так. А до этого – не получалось.

– Мистика… – сказал я. – Что автор хотел этим сказать? И при чём здесь цикады?

– Тургенев пытался понять, какую роль играет физическое начало в человеке, насколько сильно оно владеет им, как управляет? И ужаснулся! Ведь его героиню влечёт к мужчине нечто глубинное! Нечто неясное для неё самой и далёкое от её собственного «я» – такого, как она его понимала до этого случая! Девушка запутывается, теряет ощущение реальности и готова погибнуть! Она сопротивляется. В повести фигурирует священник, к которому бедняжка идёт на исповедь. Соблазнитель уезжает, и она радуется, почувствовав освобождение от чар. Возможно, автор хотел разобраться, что управляет нашим подсознанием, где скрывается наше истинное «я»? Но решил не делать резких заявлений, предоставив читателю свободу суждений. А цикады ни при чём. Просто, подумав о них, о том, что они погибают, исполнив песнь любви, я припомнила эту повесть, – сказала жена и добавила, указывая вниз: – Представь, их крик бывает столь оглушительным, что пугает даже тигров в Африке!

Я недоверчиво покачал головой и предположил:

– Должно быть, время созревания цикад пропорционально тому энтузиазму, с каким они отдаются любовным песням.

– Возможно, – подтвердила жена, – чем дольше в земле, тем больше запас энергии. И всё же, как странно, – задумчиво произнесла она, – появиться на свет лишь затем, чтобы, исполнив арию, познать любовь и умереть…

Я хотел возразить и сказать: разве всё не так же, как у людей? Разве, вспыхнув между мужчиной и женщиной, любовь не исчезает вскоре? Как лёгкий дым! И они остаются ни живые ни мёртвые. И продолжают жить только потому, что век человеческий не такой короткий, как у цикад! Я бы прибавил, что нет такой любви, которая держала бы нас в вечном упоении. Но передумал. В жару, когда мысли крутятся вокруг пляжа, начинать серьёзный разговор не было желания. Да я и знал ответ жены. Наверняка она сказала бы, что, как и цикады, человек рождается для любви. И только. «Но все мы думаем, что есть нечто важное, более значимое для нас, – начнёт развивать она свою мысль, – к чему мы постоянно стремимся, не замечая, что умертвляем любовь. В погоне за призрачным отказываемся от неё и – подписываем себе приговор. Вместо того, чтобы оставаться живыми: взращивать в себе терпение, искать сострадание, подпитываться заботой друг о друге, – мы гоняемся за материальным благополучием и высушиваем свои души, которые становятся похожими на мёртвых цикад». И приведёт какой-нибудь пример из духовной литературы, вроде слов апостола Павла о том, что любовь всё покрывает, чем полностью обезоружит меня, тем более что, по большому счёту, я с ней согласен. Сдаётся мне, люди знают пути если не к вечному восторгу, то к долгой любви. Знают, как сохранить её, да не хотят двигаться в этом направлении, испорченные вседозволенностью общественной морали. Они думают, что обладают правом выбора. А потому не могут понять, что это право закрепощает их больше любого закона, делая рабами собственного каприза.

Мы молчали, думая о своём и продолжая разглядывать кусты, скрывающие от наших глаз громкоголосых исполнителей. Теперь цикады будут петь до конца октября, и, возможно, я начну свой роман. Во всяком случае, очень надеюсь на это, потому что ничто так не услаждает мой слух, ничто так не действует на мои нервы, успокаивая и расслабляя их, ничто так сильно не вызывает желание вспомнить прошлое и написать о нём, как резкий треск этих насекомых. Поэтому я с надеждой и радостью прислушиваюсь к звонкому хору за окном, позволяя своим мыслям растечься, раствориться в его звуках без остатка, лишь бы накопить достаточно энергии для творчества.

Цикады начинают петь рано утром, когда застенчивые лучи восходящего солнца тянутся из-за моря к вершинам близких гор, по пути пробираясь между ветками деревьев и к нашим окнам. А заканчивают вечером, когда последний блик скатившегося за горы диска окончательно растворяется во тьме. Но лето выдалось жарким, температуры растут, поэтому цикады поют не умолкая. Днём и ночью они сотрясают горячий воздух сложным феерическим дребезжаньем, накрепко прирастая к деревьям своими ликующими криками.