И вдруг, впервые за много лет – этот тайфун и эти слова. Разумеется, жена сказала их случайно, ведь я никогда не рассказывал ей о черёмухе и уж тем более о подробностях наших свиданий с Натали! О пледе она сама благоразумно молчала, не спрашивала никогда – он так и остался в холостяцкой квартире. Но всё-таки её слова прозвучали неприятно.
– Да, настоящий тайфун, – повторил я, движением головы стряхнув с себя наваждение. Проверил, плотно ли закрыты окна, и вернулся следом за женой в квартиру.
Буря бушевала весь вечер и всю ночь и успокоилась с восходом солнца. Проснувшись, мы побежали на балкон посмотреть, что она натворила, и ахнули: гранитные шары, невероятной силой сдвинутые с мест, были разбросаны по всей набережной, словно надувные мячики, повсюду валялись разорванные железные цепи и лежали упавшие фонарные столбы. Море выглядело грязным и ещё сохраняло тревожный стальной оттенок, хотя движение волн было неторопливым и спокойным, как всегда.
– Завтра можно купаться! – сказала уверенно жена, увлекая меня на кухню завтракать.
Летним вечером
Ко мне приехал мой старый приятель, с которым я подружился во времена далёкой курсантской юности и с которым какое-то время после окончания Московского училища поддерживал связь, изредка созваниваясь. Знал, что он женился вскоре, что так же, как и я, уволился из пограничных войск в начале девяностых, после чего надолго потерялся из виду. А когда я нашёл через другого приятеля, то позвонил ему и позвал в гости, помня, что он всегда был лёгок на подъём. Гриша обрадовался приглашению и правда прилетел через полгода вместе со своей женой в самый разгар купального сезона – в конце июля, когда вода в заливе Жёлтого моря становится тёплой и купаться в ней одно удовольствие. К тому же в это время появляются дешёвые креветки – под пиво они в самый раз, словом, есть все условия для дружеского отдыха.
Я встречал их в аэропорту, с волнением высматривая среди китайцев белые лица наших гостей, ничуть не сомневаясь, что узнаю своего товарища. Прошло почти тридцать лет, как мы расстались, поэтому можно понять то нетерпеливое любопытство, которое заставляло меня вставать на цыпочки и сильно вытягивать шею, чтобы первым заметить его. Мы увидели друг друга одновременно, встретившись глазами. Он поспешил ко мне навстречу, мы обнялись. Гриша совсем не изменился, оставшись таким же красавцем и здоровяком, каким был в молодости, только немного располнел, что в какой-то степени даже облагораживало его. Его голубые, с лёгкой поволокой глаза смотрели весело и твёрдо, тёмные, слегка волнистые волосы немного поредели, но всё ещё были хороши, если не считать небольшой седины на висках.
Я успокоился: всё как и прежде – ухмылка прирождённого стиляги и неизменная пачка сигарет в руках. Только – как странно! – в летнем бежевом костюме, в светлой рубашке и в остроносых коричневых туфлях Гриша показался мне более зажатым, чем в офицерской форме, которую когда-то он умудрялся носить с таким вызывающе-непринуждённым видом, что у всех создавалось впечатление, что он одет по последней моде. Сейчас, когда прошло около двадцати лет после того, как Гриша скинул с себя обмундирование, в которое его облачила страна, и надел то, что считал красивым, он стал похож на пугало – и это немного насторожило меня.
Его жена, Лариса, казалась рядом с ним миниатюрной женщиной, хотя росту была среднего и имела крупные, непропорционально большие по отношению к плечам бёдра. Она с испугом озиралась по сторонам, смахивая в этот момент на сову, и выглядела очень уставшей. Как только мы вышли из здания аэропорта, они оба с жадностью закурили и, уже почти не переставая, курили на протяжении всех семи дней. Я поразился, заметив как-то, что они выпускают сигарету изо рта лишь для того, чтобы поесть. Гриша утвердительно засмеялся, сказав, что вместе они выкуривают по четыре пачки в день. Онемевшие от удивления, мы с женой только и смогли что восторженно покачать головами.
Я украдкой разглядывал Ларису. Короткие тёмные бриджи и чёрная, обтягивающая грудь футболка невыгодно подчёркивали её грушеобразную фигуру, а привычка убирать руки за спину и вовсе делала её похожей на матрёшку. Волнуясь в незнакомой обстановке, Лариса то и дело встряхивала свободной от сигареты рукой редкие, выкрашенные в рыжий цвет волосы. В круглой форме её зеленоватых, немного вылупленных глаз было что-то неестественно-замёрзшее, как будто кожу вокруг них облепили скотчем или обмазали клеем. Несколькими часами позже жена объяснила «по большому секрету», что это следы блефаропластики, косметической операции по удалению «мешков» под глазами. Я вздрогнул, представив, на кого была Лариса похожа до операции, но промолчал.