Когда церемония закончилась, тесть сказал: «Она действительно боится грозы. Может быть, это связано с древним проклятием». И тут он поведал историю о верном сыне из земли Тамба.
«Человек по имени Асида Ситидзаэмон проживал в деревне Хадзи, что в уезде Амада провинции Тамба. Он обладал таким глубоким чувством сыновнего долга, что местный князь освободил его от уплаты налогов и велел установить у ворот дома табличку, извещающую о его достоинствах.
Мать Ситидзаэмона ужасно боялась грозы. Она могла свалиться без сознания даже от звука барабанного боя. Поэтому, едва заслышав раскаты грома, Ситидзаэмон тут же бросал дела и опрометью кидался домой. Летом же, когда грозы особенно часты, он не отлучался даже в соседнюю деревню. После того, как мать умерла, он продолжал охранять ее. С началом грозы он бежал на кладбище и заключал в объятия могильный камень – до тех пор, пока не минует угроза.
И вот однажды в грозовую ночь он в очередной раз проводил время на ее могиле. Тут ударила молния и поразила его насмерть. Следующее утро выдалось погожим и солнечным. Когда один из крестьян попытался оторвать руку Ситидзаэмона от могильного камня, она рассыпалась в прах. Всякая часть обугленного тела превращалась в пепел при любой попытке дотронуться до него. Тут все поняли, что верного сына не может разлучить с матерью даже смерть. Одна старуха подобрала с земли отвалившийся палец и засунула его в рукав кимоно. „Я накормлю им своего непутевого сына“, – пообещала она. Остальные крестьяне тоже стали подбирать с земли останки верного сына.
Этот пепел передавался в моей семье в течение многих поколений. Я помню, как мать давала мне его вместе с водой. Наверное, поэтому мы с моей девочкой так боимся грома», – заключил тесть.
«И вы давали снадобье девочке тоже?» – спросил я, называя вслед за ним свою жену «девочкой».
«Нет, про нее я совершенно забыл. Но если твой отец сочтет нужным, я немедленно пришлю ему бандерольку с пеплом».
И вот мы переселились в наш новехонький загородный дом. И тут из-за такого же новехонького и еще покрытого белым покрывалом шкафа один за другим выскочили четыре верещащих сверчка… Моя жена выглядела свежей, как лилия в начале лета. Потом раздался страшный удар грома – будто лето задумало покончить жизнь самоубийством. И вот я уже заключил жену в объятия. Через ее кожу я ощутил в ней материнство. И кто посмел бы сказать, что я не превращусь в пепел, обнимая этот мягкий и теплый могильный камень?
Сверкнула молния. Над крышей раздался удар грома, грозивший превратить наше брачное ложе в усыпальницу.
«Задерни занавеску!»
Дом
Слепота, о которой я повествую, совсем не обязательно означает, что человек был слеп глазами…
Он держал свою слепую жену за руку. Они поднимались на гору, чтобы посмотреть дом, который собирались снять.
– Какой странный звук…
– Это ветер раскачивает бамбук.
– Да, я так давно не выходила из дому. Совсем забыла, как это бывает. Лестница на второй этаж у нас такая узкая. Когда мы туда только переехали, я никак не могла к ней привыкнуть. Только я успела запомнить, как там все устроено, как ты сказал, что надо идти смотреть новый дом. Слепой знает свой дом на ощупь, он становится частью тела, срастается с ним. Для зрячего дом – это склеп, а слепой знает его тепло. А теперь я снова должна стукаться о стены и цепляться за пороги?
Он отпустил руку жены и открыл белые ворота.
– Здесь темно. Похоже, что деревья заслоняют солнце. Зимой здесь будет холодно.
– Да, это европейский дом. И стены, и окна здесь какие-то мрачноватые. Здесь, наверное, жил немец. Вот и табличка. «Лидерман».
Открыв входную дверь, он отшатнулся – будто нестерпимый свет ударил его по глазам.
– Ух, как здесь светло! Замечательно! Когда на дворе настанет ночь, здесь все равно будет светло.
Они были окружены лимонными и охряными полосами плотных обоев, такими же яркими, что и красно-белые куски драпировки, которыми окружают место синтоистского богослужения. Занавески на окнах были густо-малиновыми – они били в глаза, словно лампы.
– Здесь стоит диван, здесь – камин, стол со стульями, комод, лампа… Полная меблировка! Ты только посмотри!
Он взволнованно и неловко усадил жену на диван. Она едва не упала. При этом жена неуклюже взмахнула руками – словно человек, который в первый раз встал на коньки. Тело ее закачалось на пружинах.
– Даже пианино есть!
Он снова схватил ее за руку. Она села за небольшое пианино, стоявшее возле камина. Робко тронула клавиши.
– Играет!
Жена стала наигрывать детскую песенку. Наверное, она заучила ее, еще когда была маленькой и зрячей.
Муж прошел в кабинет с огромным столом. Рядом оказалась спальня с широкой кроватью. Соломенный матрас был покрыт грубым одеялом в красных и белых продольных полосах. Он вспрыгнул на кровать и закачался на мягких пружинах. Жена заиграла что-то повеселее. Из-за слепоты она иногда фальшивила, и тогда он слышал ее смех.
– Иди скорее сюда! Здесь такая широкая постель!
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги