Цифровой журнал «Компьютерра» № 176

В 1997 году на американских биржах было 8 800 публичных компаний. В 2012 году — осталось только 4 100! Только вдумайтесь в эту цифру: за пятнадцать лет их число сократилось более чем в два раза! Мы привыкли охать и ахать по поводу изменения макроэкономических показателей на доли процента, а любое — пусть даже микроскопическое — расхождение между опубликованной статистикой и предсказаниями аналитиков (либо рыночными ожиданиями — так называемыми market rumors) сопровождается либо головокружительными обвалами на бирже, либо бравурными спуртами.

Здесь же перед нами не просто качественное изменение состояния фондового рынка, а его полномасштабное «схлопывание», однако в ответ — тишина! Торгующая публика никак не реагирует на тенденции, которые чреваты самыми непредсказуемыми последствиями не только для самой биржи, но и для всей экономики в целом. Да и общественной жизни — тоже. Поразительная близорукость.

Близорукость опасная вдвойне, потому что перед нами — системная проблема, а не какая-то реакция рынка на краткосрочную конъюнктуру. Да и о какой конъюнктуре может идти речь? Обвал, вызванный финансовым кризисом осенью 2008 года, завершился уже к середине 2009-го. С тех пор рынок неудержимо движется вверх вопреки всем прогнозам и пророчествам скорого повторения катаклизмов. Обратите внимание — вместе со всеми движется и хайтек, однако притока новой крови не наблюдается! Нет новых хайтек IPO, нет вообще никаких IPO, этот рынок умер — и данное обстоятельство я рассматриваю именно как системную проблему, как перерождение всей системы.

Повторю главное: проблема не в объективном положении дел в мировой экономике, проблема не в несуществующей стагнации на бирже, проблема в чем-то другом. В чем-то, что мешает выходу IPO на публичный рынок. Что бы это было?

Формально найти прямую причину, которая привела к радикальному изменению отношения к бирже со стороны менеджеров, управляющих высокотехнологичными компаниям, не составляет труда. Сегодня менеджеры чураются процедуры go public как беса потому, что, начиная с 2002 года (точнее — с 30 июля 2002-го: запомните этот день, когда был убит публичный фондовый рынок!) конгрессмены и сенаторы поэтапно ввели в действие новую систему законов, которые внесли в финансово-инвестиционный климат страны качественные изменения.

30 июля 2002 года президент Буш подписал принятый Конгрессом и Сенатом т.н. закон Сарбейнза-Оксли, который довел другую меру — Положение о справедливом раскрытии (Regulation Fair Disclosure), утвержденное Комиссией по ценным бумагам и биржам (SEC) двумя годами ранее — до логического конца. Иными словами, окончательно лишил привлекательности процедуру IPO и выход на биржу как таковой.

Подробности этих законов мы рассмотрим в статье для «Бизнес-журнала», пока же констатируем ключевое обстоятельство: общество самостоятельно, добровольно, без малейшего принуждения извне потребовало от деловых кругов новых правил игры на фондовом рынке. Оказалось, однако, что правила эти согласился принять лишь крупный бизнес, который на момент вступления законов в силу уже находился на бирже и обладал капитализацией, достаточной для того, чтобы продержаться на плаву даже при самых неблагоприятных обстоятельствах.

Здесь тоже не всё однозначно: приятие публичными компаниями новых условий игры (которые затрагивали все спектры деятельности — от бухгалтерской отчетности до кадровой политики) на деле оказалось фарсом, поскольку вместо того, чтобы предоставить обществу правду, которой общество так жаждало, публичные компании стали интенсивно генерировать отчетность из некой параллельной реальности. То есть такую отчетность, которая не имела ни малейшего отношения к реальности, и единственное назначение ее было — ублажить общественность (акционеров), навесить им максимум лапши на уши. Результатом этой активности как раз и стал сначала ипотечный, а затем и финансовый кризис, реальные последствия которого мы не в состоянии оценить и поныне.

Но это было приятием нового законодательства со стороны лишь публичных компаний (в подавляющем большинстве — большого и состоявшегося бизнеса с высокой капитализацией). Что касается малого и среднего бизнеса, то он категорически отказался играть по новым правилам. Результатом этого отказа и явилось умирание рынка IPO.

Самое парадоксальное в этих процессах — баланс между добрыми намерениями и печальными результатами. Опять же, приберегая подробности для более обстоятельного анализа, скажу, что краеугольным камнем нового биржевого законодательства было желание общества свести риски инвестирования в акции компаний до минимума. При этом хотелось, чтобы доходность этого инвестирования оставалась на привычном уровне. То самое хрестоматийное желание скушать рыбку и не подавиться косточкой.