Цифровой журнал «Компьютерра» № 142

Вполне доступный способ поучаствовать в управлении племенем — это донести вождю, что один из соплеменников передразнивает его внешность, походку или дикцию. Другой не одобряет планы вождя по преобразованию природы пещеры. Третий зарится на молодых жён вождя. Четвёртый под видом опытов насылает на сад вождя (с экспериментальными молодильными яблоками!) отравленных червяков. Пятый, притворяясь альпинистом, машет руками на скале, посылая сигналы в сторону враждебного племени. И так далее. Вождь за рвение похвалит, а повезёт — даст погрызть недообглоданную косточку неудачливого пародиста, агробиолога или покорителя горных вершин.

Наушничество есть врождённый рефлекс, вроде хватательного или сосательного. Только-только научится детёныш говорить, ещё в ясли ходит или в младшую детсадовскую группу, а туда же: «Мариванна, а Петя молоко пролил и на пол плюнул!» По молодости наушничают прилюдно и вслух, но сноровка приходит быстро, и передача информации из явной становится тайной. Почему? Боязнь общенародного гнева или желание исключительности?

В демократических государствах докладывать власти о неблаговидных проступках ближних принято и считается гражданским долгом. Покуда Греция представляла собой скопище демократических полисов, сикофанты нисколько не стыдились своей деятельности, не говоря о том, что и само слово пошло оттуда, от эллинов. Всякий неправедно наживший богатство боялся сикофантов: много их, всех не запугаешь, каждого не подкупишь, а и начнёшь подкупать — никаких средств не хватит. Проведение олимпиад — на что уж лакомое событие, эллины провели олимпиад без малого три сотни, а поди, ухвати лишку, когда сикофанты кругом! И потому с ликвидацией демократии в Греции ликвидировали и институт сикофантов: нечего каждому обличать богатых людей! Врагов тиран разоблачит и сам, а друзей попробуй тронь, если рядом трон.

Казна только издали кажется большой, денег не хватает никогда. Потому и самодержавие также поощряло доносы, даже специальные ящики для доносчиков ставило, однако ж давать делу ход или нет, при тирании зависело от власти. Попытки экономить на соглядатаях доходили до смешного — если бы не были столь трагичны. Так, над Александром Сергеевичем Пушкиным, отправленным на жительство в Михайловское, надзирать должен был его отец, Сергей Львович Пушкин. Не только увещевать отечески, а и следить за перепиской, контролировать знакомства и регулярно писать по этим и другим пунктам Куда Надо.

Каждое крепостное хозяйство было малой копией государства. В хозяйстве у барина были наушники из крепостных, доносящие, кто, где, когда и с кем. Пренебрежение институтом наушничества могло стоить жизни: сговорятся мужики да и убьют барина. Зная же, что промеж них всегда вероятен наушник, убоятся и пойдут пить водку.

И среди служивого люда, и среди дворянства были патриоты своего отечества. В судьбе декабристов, петрашевцев и народовольцев их роль велика и значима. Кто сдал Александра Ульянова власти?

Однако ж надеяться исключительно на добровольцев было бы недальновидно. Тирану разоблачать самому пристало лишь наиглавнейших врагов: времени в сутках мало. Врагов второго, третьего порядка и простонародную кучу ворошить должны были специальные государственные люди.

Потому надобность в регулярной полиции стала очевидностью. Хотя как они там, в Англии, обходились без неё вплоть до тысяча восемьсот двадцать девятого года? А ведь обходились!

Но что полиция уголовная! Государству куда важнее полиция политическая, полиция, читающая в сердцах и умах граждан. Не тот враг, кто крадёт, а тот, кто расшатывает!

Пожалуй, каждый из значимых русских писателей в своё время упражнялся на тему «Голубые мундиры и покорный народ», не понимая (или притворяясь, что не понимает) того, что народ в голубых мундирах видел единственную защиту от кровопийцы-миллионщика. Вернее так: народ (подразумевая под этим словом малограмотное, а то и безграмотное население) между полицией уголовной и полицией политической разницы не видел и видеть не хотел. Он и саму-то полицию в деревне видел раз в три года. Но хотел порядка. Потому что знал: без порядка из Великой Гвазды к куму в Гвазду Малую не съездишь на крестины запросто — разденут в Гвазде Средней, а то и насмерть прибьют. Пошаливали на дорогах. Такие уж нравы, если порядка нет. Многие ещё помнили пугачёвские времена.

Сегодня порой удивляются малочисленности жандармского корпуса, однако этот корпус  - во всяком случае в девятнадцатом веке, — вполне удовлетворял потребности государства. Мало было у государства внутренних врагов, особенно по сравнению с веком двадцатым. И потому к каждому либералу можно было приставить своего Кшепшицюльского (почитайте, господа, «Современную идиллию» Салтыкова-Щедрина, останетесь премного довольны!), который неотлучно следовал за либералом и представлял начальству полный список деяний подопечного.

А пришёл двадцатый век  - открывай ворота.

Запись в дневнике Николая Второго лета одна тысяча девятьсот пятого: