Цифровой, или Brevis est

— Родители меня не хотели пускать в этот лагерь, говорили — условия плохие. А мне как раз хотелось вот так, в деревянном бараке. Я никогда так не жила. Думала, будем ходить в походы с палатками, жечь костры. Место дикое, леса. И ребята как ребята. Разные, но в целом… интересные. Сначала. Познакомилась в первый день с парнем из первого корпуса, там у них совсем казарма, по шесть-восемь человек в комнате. Ржал, говорит, ужастики на ночь рассказываем, свечки жжем, здорово. Вообще, экзотика. С Марьяной подружились еще в автобусе… А потом случилось… вот это. Я выпала из игры, и, ты прав… У меня принципы такие — на давление не поддаваться. Я сказала, что не вернусь, потому что так сказала. Ничего, пока они играли, я цветы собирала, книжки читала на траве, думала, отыщу себе занятие. Но… в первые дни еще ничего… а потом…

— Что? — не выдержал Арсен.

Они уже подходили к станции.

— Они только и говорят… Кто кого застрелил, кто кого забил палкой. Как дети. Ну ладно… Они стали носить эти дурацкие кепки, еще с такой гордостью, знаешь… Но хуже всего… они ненавидят тех, из первого корпуса и из второго. Зовут «черепульками», «змеечервями», какие угодно клички придумывают. Руку подать чужому — ужас, ужас, смотрят как на прокаженных. А те так же смотрят на нас. О чем бы ни говорили — обязательно ввернут, что «черепульки» грязные, в грязных штанах, а «змеечерви» сифилис разносят…

Девушка запнулась. Быстро глянула на Арсена. Он слушал с каменным лицом.

— Ну играете вы, ладно! — Баффи говорила все быстрее. — Ну соперники! Ладно, убили кого-то в игре… Все равно что чьих-то солдатиков на столе повалили. Повалил он твоих солдатиков, а ты его куклу за это песком обсыпал. Но почему так… грязно? Глупо? Никакой же разницы, только номер корпуса! И цвет кепки дурацкой! Так нет же… Как соберутся после ужина — «Мы команда! Мы клан! Мы Ящеры!». Тьфу…

Они остановились под расписанием электричек. Ближайшая, восьмичасовая, должна была прийти через пять минут.

— А я сперва пыталась как-то говорить… С той же Марьяной. Она же нормальная девчонка! Она твоя одноклассница?

— Да, — сказал Арсен.

Баффи посмотрела на свои кроссовки. На самом краю перрона лежал кверху лапами дохлый жук-олень.

— Сейчас поезд придет, — сказал Арсен, чтобы прервать затянувшуюся паузу. — Ну… если по расписанию.

— Спасибо тебе, — сказала Баффи сквозь зубы. — Меня Ирина вообще-то зовут.

— Меня Арсен.

Она вдруг подняла голову:

— Ты в жизни мог бы выстрелить человеку в лоб?

— Думаю, нет. Думаю, это игра. Ну повалил он твоих солдатиков…

Вдали показалась серая морда электрички.

— Это другое, — Баффи, то есть Ира, насупилась. — Это… как виселицу устраивать для плюшевых зайцев. И чувствовать себя зашибись каким крутым судьей!

— Я так сделал для победы, а не ради амбиций. Не передергивай.

Электричка подкатывала ближе, подрагивал перрон под ногами. Поезд замедлял ход.

— В жизни я не видела гаже тусовки, чем в этом так называемом лагере, — пробормотала Ира. — И знаешь, что самое обидное?

— Что?

— Чувствовать себя дурой. Они-то счастливы. Такая дружба, такая команда, что прямо хоть песни сочиняй. Один за всех и все за одного. Им хорошо вместе. Они заняты настоящим делом, понимаешь, они за него жизнь готовы отдать не в игре, а в реале. А ты среди них стоишь, как пень, и думаешь: может, это я не прав? Может, влиться и затусить со всеми? Пойти наплевать в суп «черепулькам», разбить пару окон «змеечервям», обняться со своими и нацепить зеленую кепку? Может, тогда все будет классно?!

Она нервно засмеялась.

Электричка встала у перрона, — сквозь мутные окна было видно, что вагоны заполнены наполовину. Арсен сгрузил в тамбур Ирины вещи. Она переступила провал, отделяющий подвижную твердь от неподвижной, обернулась и махнула рукой:

— Спасибо.

Ее глаза теперь прояснились и оказались ярко-зелеными. Каштановые волосы, собранные в хвост, лежали на правом плече.

Двери электрички закрылись.

х х х

Он возвращался один, по совершенно пустой дороге. На обочинах в тени сосен росли высокие цветы, похожие на выкрашенные акварелью ромашки. Не садовые, с мягкими стеблями, с тяжелыми нежными головками, — нет, это были поджарые дикие цветы на крепких стеблях, повидавшие многое, еще в раннем отрочестве проломившие асфальт…

Он посмотрел на часы — без четверти восемь. Отец в такое время обычно завтракал. Сегодня четверг, будний день.

— Привет, папа, — сказал Арсен в трубку. — Доброе утро!

— Ого, как рано! — отец обрадовался, от этой искренней радости у Арсена немного отлегло от сердца. — Ранняя птичка ловит червячка! Что ты делаешь?

— Иду по лесу. Гуляю перед завтраком.

— Здорово! Когда у вас там закончится эта штука? Мы с мамой соскучились, сил нет!

— Да скоро, чуть больше недели. Ты скажи, что там ваш системщик? Который все диски отформатировал?

— Ничего, — сказал отец, и голос его изменился. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто случай… запоминающийся. Я запомнил.