Края странного шлема так далеко выступали вперед, что заслоняли часть лица. Но Эдвард заметил и редкую, седеющую щетинку, и большие серые глаза, и волнистые морщинки над густыми бровями. Он бы дал незнакомцу лет шестьдесят, может, чуть больше. Шлем, безусловно, был нелеп, но, в отличие от тела, в отличие от четырех рук, не пульсировал вместе со своим владельцем.
— Кто вы?
— Ты ведь знаешь ответ.
Незнакомец шевельнул сразу четырьмя руками, и Эдвард ахнул, потому что все конечности от движения как будто рассыпались, обращаясь густыми пыльными облаками, где лишь отдаленно угадывались очертания человеческих рук.
— Рохи, — произнес Эдвард, и его нисколько не испугал ответ, ни один нерв не дрогнул от осознания того, что он стоит напротив древнего зловещего божества. Потому что древнее зловещее божество, которое якобы чинило козни по всему Шэлл Сити и которым матери иногда стращали непослушных детишек, не изучало ни капли угрозы или враждебности. — В газетах вас несколько по-другому изображают, — добавил он и тихонько простонал.
В его пылающем боку опять шевельнулась острая игла.
— Присядь, — предложил Рохи.
Эдвард не стал возражать и, доковыляв до беленькой откидной скамьи, опустился на нее с облегченным вздохом.
Впервые с момента встречи Рохи сделал шаг, и все его тело, будто рой встревоженных насекомых, пришло в движение, оголяя… металлический скелет. Эдвард следил за перемещением божества, как завороженный. Рохи склонился над ним и провел ладонью нижней правой руки.
— У тебя сильный ушиб и трещина в ребре, — сказал он, словно просветил его рентгеном. — Ничего, мои малыши тебе помогут. Не бойся.
На кончике пульсирующего указательного пальца завертелся мелкий вихрь. Он вытянулся тонким веретеном и, достигнув ребер, растекся мелкой лужицей. Эдвард ощутил приятный холодок, и боль сразу притупилась.
— Как я здесь оказался? И что вы от меня хотите?
— Еще не время. Надо дождаться остальных, — спокойно ответил Рохи. — Отдыхай, спи, — посоветовал он и шевельнул пальцами, словно провел по струнам невидимой арфы.
Эдвард было открыл рот, но почему-то забыл то, о чем хотел спросить. Вдруг потяжелевшие веки сомкнулись на его удивленных глазах, и он против воли провалился в сон.
Илон давно знал о системе подземных тоннелей, проложенных под Шэлл Сити. Но не мог и вообразить, насколько они грандиозны, протяженны и запутанны. Заплутать в них было не сложнее, чем в непролазном лесу. Глупые, детские страхи Феликса, заставляющие мясника бледнеть у входа в Шэлл Сити, теперь не казались такими уж преувеличенными. Миновав очередной темный тоннель и оставив позади еще несколько, Илон даже допустил, что где-нибудь тут, в сырости и во мраке, в гробовом безмолвии могли и впрямь прятаться монстры. Ведь никому неизвестно, чем еще занимались башковитые сотрудники Шэлл Индастриз, помимо возведения купола.
Без Ма, которая, как поводырь, тащила его через многочисленные темные и светлые рукава, он точно никогда не отыскал бы шэлла. А, положа руку на сердце, легко заблудился бы здесь уже минут через пять скитаний. Какого хрена Эдвард вообще поперся неведомо куда? Как будто не мог немного полежать на складе, дождаться своего спасителя и спокойно, под плащом инвиза покинуть институт трансплантологии. С другой стороны, тоннели все-таки были не худшим из возможных вариантов для беглого шэлла. На мясокомбинате его непременно скрутили бы и, кто знает, что сотворили после. Быть может, тоже рассовали бы по пакетам, контейнерам и склянкам, как и иных шэллов.
— Куда теперь?
— Долго еще?
— Ма! Не сейчас.
Илон свернул за угол и оказался еще в одном мерзопакостном тоннеле. Темно — хоть глаз выколи.
Илон не спеша зашагал, высматривая Эдварда. Тьма лежала впереди и позади, снизу и сверху, густая, как черный воск; лишь далеко-далеко впереди мерцал слабый белый огонек.
— Ты уверена? — не поверил Илон, покручивая головой. — Здесь ничего нет.
Илон поводил руками во мраке, пошлепал ладонями по голым стенам.
— Мы, ты ослепла, что ли?
Илон выругался. Эдвард даже нормально потеряться не мог — не шэлл, а тридцать три несчастья. Должно быть, обронил маяк в потемках, подумал Илон и сел на корточки в надежде его найти.
Глаза, конечно, уже попривыкли к темноте, но отыскать тут маяк размером с монету было непосильной задачей — все равно что иголку в стоге сена.
— Он движется?