Читаем Цезарь полностью

В господине Дюпоне[212] очень много от Цицерона, хотя в самом Цицероне усматривалось мало общего с Дюпоном. Довелось ли вам видеть господина Дюпона на второй день после восхождения на трон короля Людовика Филиппа? Если бы он мог писать по-латыни, то написал бы, наверное, то же, что и Цицерон.

О, счастлив Рим, что родилсяВо времена моего консулата!..

Ну да ладно… Восемь дней спустя Цицерон защищает Мурену, обвиненного в махинациях, именно он, требовавший прежде сурово наказывать виновных в махинациях ссылкой на десять лет; затем защищает. Суллу, соучастника заговора Каталины, защищает именно он, Цицерон, требовавший прежде смертной казни для заговорщиков.

Как уже отмечалось, на некоторое время он стал повелителем Рима.

Помпей был в отъезде, Цезарь проявлял сдержанность, Красс молчал словно немой.

— Третий царь — чужак, — говорили о нем римляне.

Первыми двумя были Татий[213] и Нума. Татий и Нума происходили родом из Куры[214], Цицерон — из Арпина. И правда — ни один из этой троицы не был римлянином.

<p>XI</p>

После раскрытия заговора, после убийства Цетега и Лентула, после того как на поле боя у Пистория обнаружили тело Каталины, все подумали, что Рим спасен.

Примерно то же происходило во Франции в 1793 году после каждого раскрытия заговора. За один лишь месяц Франция была спасена одиннадцать раз. «Еще одна такая победа, и я побежден», — говорил Пирр[215] после битвы при Гераклее[216], где потерял половину своих солдат, лошадей и слонов.

Сам Цицерон был уверен, что именно он спас Рим. Победа ослепила его: он поверил в союз Сената со всадниками и денежной аристократией, к которому стремился и о котором мечтал. Теперь, после зыбкого мирного промежутка он даже боялся в этом усомниться. Как иначе можно было бы трактовать его выражение: concordia conglutinata — «временное перемирие», или нечто вроде этого.

Цезарь, как мы уже говорили, был счастлив оказаться в стороне.

Когда он выходил из Сената, Цицерон, пересекавший Форум, крикнул: «Смерть им!», имея в виду заговорщиков Каталины. Несколько всадников из охраны Цицерона набросились на Цезаря с мечами в руках, но Цицерон, как мы уже говорили, прикрыл его своей тогой.

Точно так же, как толпы народа бросаются на защиту гладиатора, который дрался красиво и храбро, так и на вопросительные взгляды молодых всадников Цицерон ответил спасительным знаком, хотя Цезарь и был, на его взгляд, подозрительным человеком, погрязшим в долгах. Но все равно его нельзя было убить столь же просто, как кого-нибудь из Лентулов и Цетегов. Конечно, его могли убить и на пороге Сената, и на Форуме, и на Марсовом Поле, и Бог весть где еще. Каталину тоже могли убить, но ведь никто не посмел этого сделать.

Хотя данный случай и описан Плутархом, мы часто ставим под сомнение рассказ знаменитого историка из Херонея[217].

Светоний утверждает, что все всадники обнажили свои мечи и обратили их против Цезаря. Цицерон, однако, не упоминает об этом эпизоде из истории своего консульства. Однако Плутарху был хорошо известен этот случай и он немало ему удивлялся.

Как могло случиться, что Цицерон, похвалявшийся деяниями, которых не совершал, забыл вдруг упомянуть о таком важном поступке, приумножавшем его честь и достоинство?

Вообще чуть позже нобилитет осудит Цицерона за то, что тот не использовал эту ситуацию, чтобы избавиться от Цезаря, а также за то, что переоценил любовь народа к себе.

И все же эта любовь много значила, и лучшим тому доказательством служат события, происшедшие через несколько дней. Устав от обвинений, преследовавших его повсюду, Цезарь прибыл в Сенат объясниться. И, едва войдя, объявил о цели своего прихода. Между сенаторами разгорелись бурные дебаты, и, поскольку они слишком затянулись, народ начал опасаться, что с Цезарем может произойти несчастье. Люди окружили Сенат и громкими криками требовали, чтобы им показали Цезаря.

Катон, опасавшийся неудовольствия толпы и особенно голодных, которые, по словам Плутарха, больше всего надеялись на Цезаря, тут же, воспользовавшись этим, получил знаменитое разрешение на ежемесячную раздачу пшеницы, что стоило по тем временам никак не меньше десяти-двенадцати миллионов.

Цезарь понимает, что ему нужна немедленная поддержка и выставляет свою кандидатуру в преторы.

Любой молодой человек из хорошей семьи изучал право с каким-нибудь известным законником, а красноречие с ритором. Римская жизнь была общественной, она принадлежала отечеству, на правителей или нападали, или защищали их мечом и словом.

Чтобы быть знаменитым, надо было донести на проконсула — это уже сам по себе был поступок. Таким образом человек переходил на сторону народа против одного власть имущего.

Так поступил и Цезарь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие люди в домашних халатах

Наполеон Бонапарт
Наполеон Бонапарт

Наполеон Бонапарт — первый император Франции, гениальный полководец и легендарный государственный деятель. Рассвет карьеры Бонапарта наступает в двадцать четыре года, когда он становится бригадным генералом. Следующие годы — годы восхождения новой военной и политической звезды. Триумфальные победы его армии меняют карту Европы, одна за другой страны склоняют головы перед французским лидером. Но только не Россия. Чаяния о мировом господстве рушатся в тяжелых условиях русской зимы, удача оставляет Наполеона, впереди — поражение под Ватерлоо и ссылка на далекий остров Святой Елены. Спустя десятилетие после его смерти Александр Дюма-старший, автор «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо», написал историко-биографический роман о человеке, изменившем мир его эпохи. Дюма прослеживает жизненный путь Наполеона между двумя островами — Корсикой и Святой Елены: между солнечным краем, где тот родился, и сумрачным местом кончины в изгнании.

Александр Дюма

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза