Цецилия

Королева отерла слезу. Барон заметил это свидетельство участия и преклонил колено перед Марией-Антуанеттой.

Королева протянула ему руку.

Барон бросился вон из комнаты; солдат чувствовал, что и он заплачет как дитя.

IV. Артиллерист Красного Креста

Вслед за бароном Марсильи вышли король, королева и принцесса Елизавета; все трое отправились навестить своих защитников. На всяком посту король говорил занимавшим его несколько ободрительных слов; королева хотела подражать ему, но тщетно: рыдания заглушали ее слова.

В самом деле, Тюильри не представляло ничего успокаивающего.

Французская и швейцарская гвардия была готова умереть за короля на своих постах, но в рядах национальной гвардии было заметно разномыслие. Четыре батальона остались верны и твердо держались на дворе швейцарцев и на дворе принцев, но батальоны Красного Креста, Пантеона, Финстера и Терм де Жюльен навели свои пушки на Тюильри.

Король воротился с растерзанным сердцем. Королева и принцесса Елизавета потеряли всякую надежду; никто не спал во дворце, за исключением дофина.

В шесть часов утра раздался сильный шум, авангард предместий ворвался в карусель. В то же время по большой лестнице сошли король, королева и дофин. Королева несла августейшего ребенка на руках; все трое шли к солдатам.

Проходя мимо барона Марсильи, стоявшего у дверей с пятьюдесятью солдатами, король взглянул на него. Две пушки стояли у двери; подле них два артиллериста держали зажженные фитили.

Дофин рукой приветствовал своих защитников, и маленькое войско единодушно приветствовало его криками: «Да здравствует король!»

Не так был принят король, когда приблизился к террасе, покрытой народом; его встретили ужасные крики. Один сапер вырвал у королевы дофина.

Этот человек внес царственное дитя в собрание.

В ту же минуту раздались первые выстрелы. Тут баронесса вспомнила слова мужа и удалилась в назначенный ей кабинет, куда последовали за нею три или четыре фрейлины королевы.

Стрельба ежеминутно усиливалась. Дворец дрожал. Разбитые стекла падали в комнаты, пули стучали о резьбу.

Вскоре послышались крики, приближавшиеся мало-помалу. Швейцарцев и национальную гвардию перерезали. Они получили приказ короля, которым велено было прекратить огонь и сдаться, но уже было поздно — дворец был взят приступом.

Шаги беглецов начали раздаваться по комнатам. Баронесса, приложив ухо к дверям кабинета, слышала, как приближался шум, и всякий крик казался ей последним криком мужа. Вдруг дверь, уступая сильному напору, отворилась, и три солдата национальной гвардии бросились в кабинет, умоляя о помощи. Забыв о себе, баронесса спрашивала их о муже, но ни один из солдат не знал его.

Ужас объял бедных женщин, когда они увидели этих людей в изорванных и окровавленных одеждах. В кабинете была дверь, выходившая в коридор, сообщавшийся через потайную лестницу с комнатами нижнего этажа. Одна из женщин предложила этот способ бегства. Он был принят с тем большей охотой, что в соседней комнате раздавались выстрелы и крики умирающих. Мужчины и женщины бросились в коридор и потом вниз по лестнице. Одна баронесса остановилась на первой ступени. Она вспомнила, что муж велел ей ждать его на этом месте, и эта мысль остановила ее.

С минуту она считала своих товарищей спасенными. Наклонясь на перила, она следила глазами и слухом за беглецами. Шум их шагов умолк, но вскоре раздались три или четыре выстрела, за ними крики, потом смятенные шаги пяти или шести бегущих человек — товарищи баронессы в конце коридора встретились с толпой «марсельцев», которые пустились за ними в погоню, и они вернулись, чтобы скрыться в тот же кабинет, где все еще стояла баронесса.

На лестнице один из солдат национальной гвардии упал, раненный пулей, прошедшей сквозь тело; женщины должны были прыгать через его труп.

Убийцы приближались с двух сторон.

Невозможно было оставаться более в кабинете: в коридоре слышались вопли «марсельцев». Не было надежды уйти через коридор: в нем шла резня. Женщины упали на колени, мужчины схватили стулья, чтобы умереть, защищаясь.

В эту минуту из слухового окна, выходившего в маленькую уединенную комнатку, прыгает в середину женщин человек в мундире артиллериста Красного Креста. Женщины вскрикивают от ужаса, а гвардейцы готовятся размозжить ему голову стульями, но баронесса с криком простирает к вошедшему руки — это барон; женщины узнают его, и два солдата знают, что имеют дело не с неприятелем.

Барон в двух словах рассказал все случившееся с ним: прогнанный с поста, преследуемый из комнаты в комнату, он нашел в дверях библиотеки труп артиллериста Красного Креста, втащил его в библиотеку, надел на себя его платье и через слуховое окно спустился к жене.

Едва барон закончил свой рассказ, как «марсельцы», потерявшие из виду беглецов, но следившие за ними по кровавым следам, кинулись на лестницу, повинуясь внезапной мысли. Барон бросился к ним навстречу.

— Сюда, товарищи, — вскричал он, — сюда!

— Канонир Красного Креста? — закричали «марсельцы».