Цесаревич

— Простите, тетушка, не хотел я, чтобы Вас побеспокоили, предполагал явиться к вечеру, умытым и опрятным, — повинился я.

— Но так явился же утром, да и одежа твоя не военная, успел же переодеться! — увидела подвох в моих словах и действиях государыня. — Впрочем, то пустое.

Елизавета Петровна принимала меня в накинутом халате на ночную рубашку в своей опочивальне, была не причесана, заспанная. Скорее всего, ее разбудили буквально за минут десять до моего приезда. И из-за того, что тетушка поспешила видеть меня, ранее приказав сообщать о моих переездах, спокойно отнеслась к ранней, в одиннадцать часов, побудке. Меня ждали, как племянника ждали. По крайней мере я это сейчас чувствовал, мне хотелось в это верить.

— Ну, вижу жив, здоров, подрос даже, посему к обеду жду тебя с женой. Будет еще Бестужев — нужно же понять, чего ты наворотил с османами, — Елизавета улыбнулась. — Ну словно дед твой, тот так же влезал в дела стремительно, а после не всегда знал, как выкрутиться. Но Петр Великий проиграл турке на Пруте, а наша армия — громила их. Иди, Петруша, иди, Катька, уже заждалась, небось. У нее тут свои видоки имеются, доложили ей.

Встреча с Катэ началась с безмолвия. Мы стояли и просто смотрели друг на друга, не решаясь проявить свои чувства. Очень хотелось подхватить Катю, раскрутить ее… К черту условности.

Я сделал три быстрых шага, поднял на вытянутых руках тельце своей жены и раскрутил. Недоумение в глазах Екатерины сменилось раздражённостью, я уже хотел опустить жену на пол, чтобы разобраться, что случилось, а потом она начала смеяться, а я забыв обо всем, крутил ее, постепенно, но неуклонно смещаясь к кровати.

Буря эмоций и страстей соприкоснулась с действительностью фижм и юбок, застежек и завязок, но я справился с ними в рекордное время, а ночная рубаха была разорвана мной под одобрительное нетерпеливое сопение Катэ.

— Я была уверена, что ты и крымчанок пользовал, да молдаванок. Говорят молдаванки хороши, — сказала Катерина, когда мы уже лежали на кровати и отрешенно смотрели вверх.

— Я не стану убеждать тебя в обратном, — ответил я.

— Уже убедил, — выдавила из себя усталую улыбку.

— Мы приглашены к тетушке на обед, — опустошенный недавним эмоциональным всплеском, я говорил тихо, как бы между прочим.

— Ух, это же нужно подобрать туалет, — было всполошилась Катэ, но и ей не хватало сил на проявление бурной реакции, в обычной ситуации она уже бежала к своим служанкам и вызывала фрейлин для советов.

— Прикройся, — сказал я и уже громко крикнул. — Вина и мяса!

— Вина? А как же обед у тетушки, или ты на войне опять пристрастился к хмельному? — удивилась Катэ.

— Немного вина можно, а на войне время не было пристращаться, там стреляли! — сказал я и как и супруга секундой ранее, прикрыл свою наготу простыней.

Такое поведение не выходило за рамки дозволенного — ничего страшного в том, что слуги увидят супругов вместе в кровати, тем более, что те, кто приносил в покои вино уже не раз делали это ранее. Можно было спокойно лежать и голышом.

Через полчаса, Катэ все же, явно нехотя, поднялась и начала активничать, готовясь к обеду у государыни. Мне приходилось сделать то же самое, оставалось не более полутора часов, поэтому я вышел в соседнее крыло дворца, где были мои комнаты, в которых, я был уверен, мне еще не скоро предстоит спать. Но там была моя одежда.

На обеде, кроме уже заявленных гостей, был, что сильно удивило, Алексей Григорьевич Разумовский. Или это дружеский визит тайного мужа, или я что-то пропустил и старый фаворит вновь отвоевал сердце государыни? Оказалось, что произошла некоторая рокировка, но без интимной составляющей. Просто Разумовский приехал из своего имения под Москвой, а Иван Иванович Шувалов как раз убыл в Москву, лично проинспектировать строительство зданий университета. Да и не мое это дело, если что. Хочет Елизавета Петровна «былое вспомнить» в компании Алексея Разумовского — ее право.

— Ну и многому научился на войне, Петр Федорович? — с некоторым лукавством спросила тетушка, когда началась первая смена блюд и стали подавать гусиный паштет с тушенными овощами.

Вероятно, Елизавета Петровна думала, что я научился кутить с офицерами, да коллекционировать девиц разноэтничных, благо в местах войны этих этносов было много.

— Немалому, государыня, — лаконично ответил я.

— А вот мне сказывали, что и планы баталий сам составлял, да самолично указывал, куда войску ступать, а где и казакам давал указ, — уже с нотками недовольства сказала императрица.

— Так то под присмотром мужей многоопытных, — снова попытался я уйти от детального ответа.

— Не ври! — вскрикнула Елизавета и Бестужев, вздрогнув, проронил на стол горошек, который собирался съесть и уже ковырнул вилкой. — Ты готовился к этой войне, твои потехи были к тому, чтобы турок бить.

— Так побили же, матушка-государыня, — встрял в разговор Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.