Читаем Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики полностью

Об истоках фасада-экрана как архитектурной формы существует целый ряд работ, где эта традиция связывается с очертаниями и символическим смыслом древнеримских триумфальных арок, многие из которых сохранились на территории бывшей римской Галлии[527], с формами мелкой пластики эпохи Каролингов[528], с влиянием некоторых известных раннехристианских построек региона, таких, как баптистерий Сен-Жан в Пуатье[529]. Однако все это никак не объясняет причин появления новой формы и ее столь быстрого и повсеместного прихода на смену предшествовавшей традиции входных башен. Два исследователя задались этим вопросом, сформулировав некоторые предположения в отношении причин, оставляющие, впрочем, вопрос в значительной степени открытым. М. – Т. Камю склоняется к тому, чтобы отнести перемену на счет естественной эволюции строительной традиции: башня над средокрестием, поначалу выполнявшая функцию фонаря, освещавшего хор, постепенно становится более высокой и массивной и начинает служить также колокольней. Таким образом, необходимость в западной колокольне отпадает и становится возможным более простое решение входа, то есть фасад-экран[530]. Т. Орловски, размышляя о причинах появления фасада-экрана, отметил, что практически во всех пуатевинских церквах с западной башней она (башня) представляет собой отдельный архитектурный объем, не столько входящий в конструкцию церковного здания, сколько пристроенный к нему вплотную. Неф же при этом завершается плоской стеной. Если мысленно отделить башню от нефа, то стена, которой он будет заканчиваться, окажется в конструктивном отношении весьма сходной с тем самым фасадом-экраном, который пришел на смену башенному входу. Значит, делает он вывод, есть повод говорить о том, что храм с фасадом-экраном – это своего рода «усеченная» версия традиционной для XI в. церкви с западной башней и причиной появления такого фасада должно было стать упразднение – по тем или иным причинам – входной башни[531]. Т. Орловски, однако, не делает никаких предположений в отношении этих причин, которые, возможно, стоит искать не только в изменении архитектурных вкусов эпохи.

Вообще попытка возвести данную трансформацию к какой бы то ни было одной определенной причине, будь она сформулирована в рамках эволюции архитектурной традиции, изменения установок культуры или перемен в структуре общества, по всей видимости, стала бы упрощением сложного процесса, многие аспекты которого уже невозможно восстановить. Однако еще одно наблюдение – в отношении того, как меняется ситуация заказа параллельно с изменением архитектурной формы, – если и не может послужить абсолютным основанием для объяснения причин, то, думается, заслуживает достаточно серьезного внимания. Я уже останавливалась на том, какие перемены происходят в социальном составе и действиях заказчиков в ходе церковной реформы, наиболее активное утверждение которой шло как раз во второй половине XI в. Напомню еще раз некоторые наиболее важные черты этой трансформации. Во-первых, активность в деле церковного строительства от крупных сеньоров (герцогов и графов, их ближайших союзников и родственников) переходит к более мелким феодалам, вассалам правителей – виконтам, местным шателенам. Во-вторых, вообще руководящая роль мирян-основателей сильно затушевывается: даже если они сами выступают со строительными инициативами, а не откликаются на призыв аббата или епископа, принявших решение о перестройке, более конкретные заботы нередко делегируются ими монахам и каноникам. В-третьих, если ранее речь шла в первую очередь об основании и перестройке крупных аббатских церквей, в отношении которых заказчик-мирянин был сеньором и собственником, то с конца XI в. среди возводимых церквей начинают преобладать подчиненные храмы и приораты, переданные в церковную собственность. Именно эти церкви оказываются, по версии Орловски, «укороченными» – лишенными входной колокольни. Все это заставляет задаться вопросом о том, не является ли замена входной башни на фасад-экран следствием того, как изменилась роль светского заказчика в ходе церковной реформы и в целом его позиция в отношении выстраиваемой церкви (которая ранее была его собственностью, а теперь становилась отчужденным объектом).

Прежде чем делать какие-либо выводы, нужно, думается, более подробно остановиться на этом элементе церковной конструкции – входной башне: его истоках, структуре, функциях и символической значимости.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура