Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики

Если же говорить о западной, более поздней, части того же храма, включающей в себя собственно церковный неф, то здесь мы вовсе не встретим следов паломнической архитектуры. Боковые нефы слишком узки, чтобы и здесь можно было говорить о соответствии этой традиции. Пространство церкви богато декорировано, рельефы украшают не только капители, но и стены как снаружи, так и внутри (скульптурные архивольты, модильоны, упомянутое изображение всадника), что не соответствует принципу клюнийской строгости в отношении декора. Ни в одном из трех порталов нет тимпана; вход не имеет отчетливо выраженного переходного пространства и входных башен – фасад решен как плоская стена (хотя в предшествующей конструкции, по всей видимости, имелись нартекс и входная башня). Эта часть храма, выстроенная в первой половине XII в., не соответствуя принципам клюнийской архитектуры, в то же время вполне согласуется с основными характеристиками местной традиции, присущей главным образом небольшим провинциальным церквам. Перестройка нефа не увеличила размеров храма и не привнесла каких-либо иных конструктивных решений в свете его новой функции. Скульптурный декор при своем обилии практически не несет дидактической нагрузки: даже в тех случаях, когда можно говорить об узнаваемом сюжете (как в случае двадцати четырех старцев Апокалипсиса) и даже когда он имеет некое нравственное содержание (как в случае с мотивом Пороков и Добродетелей в архивольте северного портала), сама организация этих изображений – бесстрастно-орнаментальная, без намека на тот внутренний драматизм, которым изобилуют программы больших клюнийских порталов. Она, без сомнения, служила украшению храма, о просветительской и воспитательной же функции такого декора можно говорить с трудом. Также эта функция слабо прослеживается в главном изображении храма – статуе всадника. Если она и несла некую дидактическую нагрузку (по одной из версий, всадник, попирающий скорченную фигурку, должен был олицетворять борьбу с пороками и соблазнами[520]), то по меньшей мере смысл ее не так очевиден, как, скажем, в традиционной бенедиктинской модели, где заглавным изображением является монументальная фигура Христа на тимпане. Таким образом, конструкция храма и его декор подтверждают наше предварительное заключение «от противного»: в отношении западной части храма у нас нет поводов говорить о деятельном вкладе заказчиков-прелатов. Может ли это значить, что здесь определяющую роль играл заказчик-мирянин? Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, рассмотрим ситуацию с храмом в Ольнэ.

Мы уже отметили, что Сен-Пьер в Ольнэ по основным конструктивным характеристикам и характеру декора более чем сопоставим с западной частью мельской церкви – того ее фрагмента, который был перестроен в XII в. Она также принадлежит к местной традиции позднероманской церковной архитектуры. Все сказанное выше в отношении поздней части Сент-Илер справедливо и в отношении Ольнэ. В ее конструкции тоже не прослеживается заботы прелатов об удобстве большого количества прихожан и паломников. Сам храм еще меньше мельского, его боковые нефы, соответственно, довольно узки, а алтарная часть не предполагает кругового обхода. Скульптурный декор, выполненный с бóльшим мастерством, чем в Меле, опять-таки не дает возможности говорить о какой-либо продуманной дидактической программе, хотя несколько библейских сюжетов все же представлены на капителях, а в двух нижних арках фасада имеются рельефные изображения Христа с предстоящими и распятие святого Петра, то есть изображения святого патрона христианства и самой церкви здесь все же вынесены на передний план (чего в большинстве подобных церквей мы не находим). Но главным изображением фасада был все-таки всадник, который доминировал над всеми прочими персонажами и превосходил их размером. Таким образом, говорить о функционально осмысленном вмешательстве прелатов в отношении этой церкви больших поводов не возникает. Некоторую интровертность организации этого храма отмечал еще Р. Крозе[521], рассуждая о том, можно ли говорить о нем как о намеренно созданном паломническом центре. При том что церковь очень красива и расположена так, что эта красота, без сомнения, привлекала внимание постоянно курсировавших по дороге паломников, в ней совершенно не принималось во внимание удобство их размещения внутри и участия в мессе. Кроме того, по версии Крозе, западный вход, который выходит прямо на дорогу, в Средние века вовсе не был главным, а использовался в основном боковой (южный)[522]. Поэтому, резюмирует исследователь, паломники наверняка стремились помолиться под прекрасными сводами этой церкви; но нельзя сказать, чтобы она была сделана специально для них.