Несколько часов держать свой ум в состоянии постоянной молитвенной сосредоточенности — очень трудно. «Мои мысли — мои скакуны». Только расслабился — и они ускакали прочь из храма, надо бежать за ними и возвращать. Конечно, человек отвлекается. Конечно, осуждает себя за эти отвлечения. И, конечно, ищет возможности оправдать хотя бы некоторые из них.
И так — на всех уровнях. Стоит бабушка, сама себя назначившая старшей дежурной по третьему подсвечнику справа, и всю службу играет в бесконечный пасьянс со свечками. Понимаете, она нашла дело, которым она сублимирует свою немолитвенность. В алтаре алтарники устраивают какую-нибудь бесконечную чистку кадила, а священники ведут умно-неотложный богословский разговор. На клиросе дьякон заводит профессиональный семинар с регентом о церковной музыке.
«Отмазки» можно любые найти, но все это будут попытки подменить дело тем, что святой Феофан Затворник называл «приделком». Дело одно, а приделков много.
И тут нам предоставляется такой удачный повод заняться чем-то другим помимо молитвы.
А раз так — то зачем же задирать больных? Зачем давать повод ищущим повода? Зачем помогать впадать во грех?
Так что, идя в храм, лучше одеться так, чтобы твоя одежда не давала повода отвлекать от молитвы ни тебя самого, ни других людей.
Третий мой совет — к самим прихожанам. Снова представим первую ситуацию: женщина случайно проходила мимо храма и у нее появилось желание зайти. Но тут уже другая мысль остерегла ее: «Ты не так одета! Тебе туда нельзя!». Вопрос: какая из этих мыслей — от Бога, а какая — от лукавого? Кто позвал эту женщину в храм, а кто — отпугнул? Убежден, что мысль о посещении храма была от Господа, а другая, пугливая мыслишка — пришла «слева». Так зачем же нам-то становиться союзниками этого «левого»?
И еще нам очень важно помнить золотую формулу христианской этики: не я терплю — меня терпят. Все мы в Церкви только еле терпимы. Никто из нас не хозяин в храме. Домовладыка тут — Господь. Он позвал нас к Себе. Вспомним притчу о званых на царский пир (Мф. 22). Почетные гости не пришли. Царь тогда приказал позвать бомжей. Вот мы и есть эти бомжи.
Подобрали меня на Курском вокзале, обмыли, приодели, привели в царские палаты. Сижу я и млею: «Скажи кому из наших, где я сегодня оказался — не поверят! Подумать только: вот я — а вот царь… вот царь — а вот он я!». И вдруг нить этих моих сладких рефлексий прерывается. Входит новый гость. Так имею ли я право сказать на таком пиру при виде очередного гостя: «Да хтой-то там приперся! Государь, да ты глянь! Тут же только порядочные люди: ты да я, да мы с тобой! Это же Гришка с Павелецкого вокзала! Да он мне вчера бычок не оставил! И вообще он павелецкий, их в нашу приличную компанию брать нельзя, тут все только с Курского!».
Так что не надо в Церкви хозяйничать и изгонять из нее тех, кого позвал сам Владыка.
— Можете ли Вы обосновать обязательное ношение длинных юбок и платков православными женщинами?
— В Посланиях апостола Павла (1 Кор. 11,10) сказано, что у жены должна быть покрыта голова как знак власти мужа над нею. Что за этим стоит? В каждой культуре есть свой язык жестов и символов. Даже жесты приветствия разные. Церковные люди кланяются или целуются, у светских людей больше принято руки пожимать, в Шумере было принято при приветствии потирать нос. Так вот в культуре Ближнего Востока во времена апостолов плат на голове женщины был знаком ее замужнего статуса: не девица носила платок, а замужняя женщина (поэтому, кстати, неверно требовать ношения платка от девочек) [101] [102].
В языческом Риме если матрона (замужняя женщина) в публичном месте обнажала голову — это считалось законным основанием для развода с ней (см. Валерий Максим 6,3,10: история о том, как первый развод в истории Рима имел своей причиной бездетность жены, второй же случай — развод Сульпиция Галла из-за упомянутого события [103]). Аналогично считали и иудеи. У них также обнажение головы считалось признаком девичества — и потому карфагенские церковные девы третьего века считали нужным ходить без платка (за что их обличал Тертуллиан) [104].
Но в Греции этот обычай не был всеобщим, отчего преп. Ефрем Сирин считает, что апостол желает ближневосточный обычай как новинку навязать западным народам: «Речь эту он ведет о женщинам Рима, Коринфа и других городов, в которых они входили в церковь с открытой головой, следуя древнему обычаю. Апостол хочет ввести обычай носить покрывала на голове женщинам, которые с давних времен ходили без покрывала» [105].
Сегодня ни в церковном мире, ни в народной культуре платок уже никак не указывает на семейный и социальный статус.