Церковь в мире людей

Андрей Кураев ЦЕРКОВЬ В МИРЕ ЛЮДЕЙ

ЦЕРКОВЬ И ОБЩЕСТВО

— Как Вы воспринимаете критические статьи о церковной жизни в светской прессе?

— Что ж, даже и несправедливые оценки в прессе — это налог, взимаемый за известность. Православие — самая значительная конфессия в стране, и было бы бессмысленно запрещать обществу интересоваться тем, что происходит в Церкви. Ничего плохого я не вижу и в том, когда церковная дискуссия выливается на страницы светской прессы. Это означает лишь то, что Церковь — не казарма. Раз есть дискуссия — значит, есть чем дышать.

Неприемлем один вид дискуссии — когда она ведется по законам информационных войн.

И, конечно, ужасает мера безграмотности журналистов — даже когда они хотят сказать о Церкви что-то неругательное. Для примера: «В старые времена дьяки были самыми учеными людьми на Руси. Эту традицию возобновил дьякон московского храма святого Иоанна Предтечи, на Пресне Андрей Кураев» [1]. Лестно, конечно, но все же «думный дьяк» XVI-XVII веков и церковный диакон — весьма разные служения…

— И тем не менее Церковь в каких только грехах не подозревают. Не знаю, конечно, насколько эти подозрения обоснованы, потому что сужу по прессе…

— Такова уж наша психология: нарушение бросается в глаза, а норма остается незамеченной. Если мусор увезли вовремя, мы этого не замечаем. А вот если бак с мусором протух и две недели не вывозится, тогда мы, наконец, узнаем, где именно в нашем подъезде находится этот бак.

Церковь в мире масс-медиа похожа на Человека-невидимку из романа Герберта Уэльса. Его поймали только потому, что на его невидимые пятки налипала видимая грязь. Вот и о нашей церковной жизни вспоминают во время каких-нибудь скандалов. Обычный батюшка-трудяга не привлекает внимание журналистов. У НТВ-шников даже есть поговорка: «Поезда, которые приходят вовремя, никого не интересуют!».

Для меня слово «журналист» стало уже настолько ругательным, что к журналистам у меня есть лишь одна просьба: «Ну пожалуйста, не занимайтесь вы уринотерапией! То есть — не потребляйте продукты собственной жизнедеятельности. Если уж ваша “карма” такая, что вам нужно работать в прессе, то хотя бы не читайте ее сами или не слишком доверяйте ей. Сами себя кормите книгами, а не газетами; традицией, а не однодневками».

В Пасху 2005 года мне довелось вести репортаж из Иерусалима на канале НТВ. В телесценарии я увидел поразительную строчку: «Передача в ХХС БО из ХГГ». В переводе на человеческий язык: «Передача в Храм Христа Спасителя Благодатного Огня из Храма Гроба Господня». Птичий язык для птичьего отношения к излагаемому: пролетел «над материалом», поклевал информационные зернышки, изрыгнул их в сюжете и тут же полетел делать следующий «материал»…

— Может ли Церковь сказать, что под ее сводами не гнездятся пороки?

— Всякий грех в Церкви не есть грех Церкви, но грех против Церкви [2]. Желание видеть в жизни церковных людей лишь грехи понятно: оно порождается стремлением к психологической самозащите. Человеку свойственно защищать свое болото. Если признать для себя Православие, придется подгонять свою житуху под заповеди Христа. Обыватель ощущает угрозу со стороны Церкви: «Если я соглашусь с Евангелием, значит, нужно будет что-то менять в моей жизни!»… Поскольку этого, ой, как не хочется — то человек и городит турусы на колесах, рисует для себя карикатуры на церковную жизнь.

Кроме того, в эпоху высокотехнологичных сплетен (ТВ плюс Интернет) Чайковский становится интересен не своим «Щелкунчиком», а своим «диванчиком» [3]. Пушкин интересен не «Капитанской дочкой», а донжуанским списком, Есенин — Айседорой Дункан и пьяными похождениями. В начале века писали о грядущем хаме. Увы, этот хам таки пришел к власти, взял в свое управление «Останкино» и наладил выпуск своих газет.

— Есть ли в Православной Церкви псевдосвященнослужители?

— Число подлецов в рясах во всех веках стабильно, и это число евангельское: каждый двенадцатый.

— То есть этого пугаться не надо?