Церковь в истории. Статьи по истории Церкви

Зачастую византийское общество той эпохи представляется четко разделенным на два лагеря: с одной стороны – партия необразованных фанатичных монахов, выступавших в защиту искаженного вероучения, нездоровой мистики и религиозного национализма, яростно противостоящих всякому «свету», который мог прийти с Запада, от латинян, и с другой – партия просвещенных людей, с открытым сознанием, способных признать, что и спасению истинной веры, и спасению империи может помочь только Европа.

Центральная фигура, Иоанн Кантакузин, чья подробная биография все еще ждет своего часа, служит опровержением такой точки зрения.

На протяжении всей своей деятельности Иоанн Кантакузин предпринимал попытки религиозного воссоединения с Западом, одновременно неуклонно поддерживая Григория Паламу и его учеников. Последние же – которых слишком часто изображают непреклонными антикатоликами – сами пытались, особенно в годы гражданской войны (1341–1347), наладить контакты с латинянами[299]. И Кантакузин, объясняя Павлу основы паламитского богословия, возможно, смог, как мы видим, в какой-то мере преодолеть непонимание, которое, увы, затем возникло вновь.

Личные контакты Кантакузина с латинянами завязались с самого начала его карьеры. Будучи Великим доместиком[300] Андроника III, он был покровителем Варлаама Калабрийского и, по всей вероятности, именно по его инициативе и, разумеется, с его согласия Варлаам был направлен в Авиньон (1338–1339), чтобы передать папе Бенедикту XII предложение созвать Вселенский Собор[301]. Заняв императорский трон, он продолжал ту же политику. Одной из важнейших его забот стало намерение направить одного из должностных лиц, Николая Сигероса, в Авиньон с новыми предложениями[302]. Тот же Сигерос отправится в Европу с подобной миссией уже после того, как Кантакузин оставит престол в 1354 г. [303], и это с очевидностью доказывает, что между правлениями Иоанна VI и Иоанна V Палеологов вопрос о преемственности в византийской политике не был по-настоящему решен. Отношение Кантакузина к Западу отличалось тем, что, осознавая все доктринальные препятствия к объединению и не надеясь извлечь из унии немедленную политическую выгоду, он тем не менее никогда не переставал прилагать усилия для воссоединения, понимая его и как духовную необходимость, и как в перспективе важное политическое достижение.

С другой стороны, поразительно, что Кантакузин никогда не менял своей принципиальной позиции в отношениях с Европой, а именно убеждения, что воссоединение Церквей может быть достигнуто только путем Собора. Как мы упоминали, еще в 1338 г. Варлааму было доверено предложить Бенедикту XII созвать Собор. В связи с переговорами 1347 г. Кантакузин ясно излагает свою программу воссоединения. Он пишет:

Это великое дело, дивное и неоценимое, не может обсуждаться поверхностно, наспех и легкомысленно… Если бы те, кто первыми изложили учение, ныне почитаемое Римской Церковью, не были слишком дерзкими, если бы они не относились с пренебрежением к другим, если, напротив, они бы представили учение на рассмотрение других предстоятелей Церквей, зло не усилилось бы настолько, члены Тела Христова не были бы так разобщены и не боролись бы друг с другом… Дерзкое предприятие императора Михаила, первого из Палеологов, не принесло пользы: из-за него раскол стал еще более глубоким, а противостояние – более ожесточенным. Вот почему, что касается меня, то я полагаюсь только на мнение Вселенского собора, созванного по всем правилам, который выскажет свое решение относительно вероучения… Если бы и Азия и Европа были, как когда-то, подчинены Римской империи, то этот собор нужно было бы созывать у нас; но поскольку это невозможно, если отцу нашему папе будет угодно, мы встретимся по общей договоренности в каком-нибудь [при]морском городе, который был бы на равном расстоянии от мест, где находится каждый из нас…[304]