Цепной пес самодержавия

      Пришлось подыграть ему, важно кивнув головой: - Разрешаем. Только четко и ясно. И не мямлите, господин полковник, как в прошлый раз, а то, тогда говорили, словно кашу пережевывали.

      Мартынов не удержавшись, усмехнулся моей шутке.

       - Сначала по журналисту. Полиция выяснила его личность и допросила. Его просто наняли. Сказали место покушения и фамилию, и дали пятьдесят рублей, чтобы написал и поместил заметку в газете. Он никогда не видел и не знает этого человека, но приметы дает те же, что и убийца. Шапка, надвинутая почти на глаза, окладистая борода, пенсне.

      Есть предположение, что это сигнал кому-то находящемуся далеко, а так - тупик. Теперь другие новости. По нашей линии поступило интересное сообщение. Есть предположение, что на нашего посла в Швейцарии готовится покушение. Что, где и как, пока уточняется. Возможно, что новость, принесенная Сашей, насчет школы подготовки боевиков имеет нечто общее с покушением на посла.

      Некоторое время мы обсуждали эту ситуацию, пока не пришли к выводу, что, не имея больше фактов, предположений и версий можно строить сколько угодно, после чего Пашутин поделился со мной личной новостью.

       - Можешь меня поздравить, я вернулся обратно в свое ведомство.

      Я знал, что он был официально откомандирован из разведки в охрану государя. Слышал так же, что ему прочили пост начальника царской охраны, а это генеральская должность. И вот на тебе! Отказался. Впрочем, Пашутину, по своему характеру, человеку своевольному и дерзкому, исполнение придворного этикета была, наверно, то же самое, что отрава для насекомых. Мне до сих пор было памятно его искреннее удивление, стоило ему узнать, что я имею какое-то отношение к царскому двору.

       - Нашел себе замену?

       - Подполковник Игнатьев Аркадий Степанович. Умный, жесткий, образованный офицер, беспредельно предан династии Романовых. Лично знаю его более десяти лет. В свое время даже дружили семьями. Кстати, Саша, его тоже хорошо знает.

       - Значит, он тоже из жандармов? - вопрос был уже адресован генералу.

       - Тоже, - усмехнулся Мартынов и повернулся к Пашутину. - Вот скажи мне, Миша, как другу: когда ты угомонишься? Тебе сорок один год, полковник, в особой милости у государя, а все в казаки-разбойники норовить играешь!

       - Натура у меня такая беспокойная, Саша. Да ведь сам знаешь, чего спрашиваешь.

       - Знаю. А так же вижу, что вы, с Сергеем Александровичем, приятели душевные, потому что натуры у вас схожи. Любите горячить кровь, ходя по лезвию ножа.

       Спустя две с половиной недели меня выписали из госпиталя. Светлана встретила меня в вестибюле. Одета она была во все белое. Шубка, шапка, муфта, ботиночки. Изящные черты лица. Черная прядь, выбившаяся из-под зимней шапки. Большие изумрудно-зеленые глаза. Девица- красавица, одним словом!

       - Вы прямо как снегурочка из сказки, Светлана Михайловна.

       - Такая холодная?

       - Нет, красивая.

       - А вы бледный. Вам бы еще полежать надо, да настойки лечебные, на травах настоянные, попить.

       - Увольте. Належался на полгода вперед.

       - Шарф поправьте, а то он у вас сбился. Сегодня мороз - 12№. Хорошо, хоть ветра нет, - она говорила, но сама думала о чем-то другом, так как в глазах читалась тревога и ожидание. Было видно, что хотела что-то спросить, но не решалась.

       - Вы что-то хотели спросить?

       - М-м-м.... Да. Я что хотела вас спросить.... Ответьте только честно! В вас стреляли из-за того, что вы советник при царе?

      Врать не имело смысла, поэтому я ответил прямо и лаконично: - Да.

       - Так вы в постоянной опасности! - в ее голосе звучала неподдельная тревога. - Из-за этого у вас охрана!

      Вдруг она бросилась ко мне и прижалась к груди. Проявление чувств было настолько неожиданно, что я даже опешил. Неловко обнял ее. Лицо она спрятала у меня на груди, но при этом чувствовалось, что ее спина вздрагивает.

       - Светлана Михайловна, милая вы моя, хорошая, не надо. Это просто была случайность,... теперь все будет хорошо. Обещаю.

      Хлюпнула носом, но вроде притихла, потом, не отрывая лица от моей груди, сказала глухим голосом: - Не обещайте, чего не можете. Охрана за вами,... зачем ходит?

       - Скажем так, это не охрана, а... знак признательности за мои заслуги перед государем.

       - Признательности.... Врать вы совсем не умеете, Сергей Александрович, - она отстранилась от меня и тут же отвернулась, пряча мокрые глаза. - Пожалуйста, не смотрите на меня. И идемте отсюда, а то неловко, на нас люди смотрят.

       Мы вышли на улицу. Это был один из тех редких зимних дней, когда не было сырого, пронизывающего ветра с моря и светило яркое солнце. Мороз, искристый, хрустящий под ногами, снег, что еще надо для хорошей погоды. Я шел, щурясь от яркого солнца и искристого снега, ощущая кожей, пощипывание мороза и радовался жизни, тому, что здоров и что у меня есть будущее. Эти было похоже на отголоски той радости, которую я ощутил, оказавшись в 1915 году, в самый первый день.

       - Светлана Михайловна, как вы отнесетесь к тому, если мы перейдем на имена, без отчеств.

       - Хорошо отнесусь, - девушка улыбнулась. - Сергей, мне хотелось бы узнать о вас как можно больше. Почему вы скрывали, что вхожи к императору?