— Нет, однако. Сделке не бывать. Коли уж нам и предстоит уничтожить твои когорты, то лучше сделать это в открытом бою. Так мы докажем всему миру, что воинам Пальмиры вполне по силам сладить с вашими легионерами и ауксилиариями. Что же до беженцев… А собственно, что мне до них? Вам их все одно предстоит вытолкать из цитадели, ну а там посмотрим, как оно у них сложится.
От его змеистой зловещести Катон где-то в основании шеи ощутил льдистое покалывание страха. Артакс словно источал все задатки будущего тирана, причем вполне отчетливо. Внушать страх ему удавалось столь же естественно, как змее набрасываться на свою добычу.
— Это твое последнее слово? — задал вопрос Катон.
— Да… то есть не совсем. — Артакс снова улыбнулся. — Скажу еще одно. Передай моему отцу и братцам, если они все еще живы, что когда цитадель падет, я велю содрать с них живьем кожу, а трупы побросать в пустыню на поживу шакалам. — Темные губы князя подрагивали в оскале, а палец указывал на Катона. — За тебя же, римлянин, примемся сразу следом за ними. Вот тогда и посмотрим, надолго ли хватит твоего высокомерия.
Катон сглотнул и, мучительно сохраняя самообладание, повернулся к своим сопровождающим.
— Назад в цитадель. Шире шаг.
Топая по агоре обратно, Катон буквально чувствовал спиной холодный взгляд Артакса, такой колкий, что невольно оглянулся через плечо. Артакс это увидел и, с удовлетворенной улыбкой развернувшись, пошагал к входу на купеческий двор; за ним как нитка за иголкой потянулись его телохранители. Не успел он дойти, как из-за угла стены выбежал кто-то и, припустив к Артаксу, пал перед ним на колени и стал что-то быстро говорить. Из-за расстояния слов было не разобрать (да и говорились они наверняка на местном наречии), но Катон машинально убавил шаг, приглядываясь. Видно было, как Артакс сжал кулаки и еще раз обернулся на Катона; на этот раз лицо князя было искажено яростью. Он резко что-то бросил вслед — какое-то слово; Катон же сорвался на бег, спеша в укрытие.
— Бегом! — скомандовал он своим.
Втроем они во весь дух пустились к воротам. Там уже слышался командный рев Маркона; минуту спустя плаксиво заныли петли и створки ворот начали медленно размыкаться. Сверху прошелестела стрела, еще одна цокнула по брусчатке сбоку. Катон, пригнув голову, несся, насколько это позволяло тяжелое снаряжение. Вот уже зазор между створок ободряюще расширился, а стрелы, хвала богам, продолжали лететь мимо цели. Но недолго: справа раздался резкий выкрик штандартоносца, которому сзади выше колена угодила стрела.
— Ах они мрази! — крикнул тот, вмиг охромев и застывая на бегу.
— Помогай! — бросил Катон своему второму спутнику, сам хватая раненого поперек плеча. Второй ауксилиарий отбросил буцину и подхватил своего товарища под другую руку.
— Давай, давай! — рычал им Катон сквозь стиснутые зубы. — Наддай!
Они бежали, полунеся, полуволоча раненого, который стонал и ругался, вынужденно используя свою раненую ногу. До ворот было уже близко, рукой подать, но повстанцы стреляли густо, как никогда. На подбеге к воротам Катона что-то словно молотом шарахнуло в лопатку. Но вот уже и арочный свод, и легионеры с ходу смыкают воротные створки и набрасывают на них бревно запора. Катон упал и, взахлеб дыша, указал рукой на раненого:
— К хирургу его.
Пока двое легионеров утаскивали ауксилиария в сторону дворика перед царским садом, куда теперь переместился лазарет, Катон нетвердо встал и ощупью по боку завел себе руку за спину, поморщась от внезапного укола боли. Тем не менее стрела туда не засела: добрую службу сослужила кольчуга. Если от удара не треснуло ребро, может статься, удалось отделаться синяком.
С воротной башни спешил вниз Макрон.
— Я так понимаю, на наше предложение он не купился?
— Можно так сказать.
— Честно говоря, — сказал Макрон, наклонив голову, — по мне так лучше изойти в бою, чем тупо, как скот на бойне, подставить голову под чей-то равнодушный меч или, хуже того, топор. Но все равно, — он виновато поглядел на какое-то семейство, ютящееся в тени царской ограды, — жаль этих бедолаг. Теперь у них точно нет шанса.
Глава 27
— Жребий брошен, решение принято, — настойчиво сказал Балт. — Мы должны пожертвовать беженцами, и сделать это надо нынче же, пока они не убавили наши запасы еще на какую-то часть.
Гул одобрения прошел по небольшому собранию старших офицеров и сановников, что состоялось тем вечером в зале приемов. Однако Катон упорствовал и повторил снова:
— Повторяю: что-то такое произошло. Как раз когда закончились переговоры, к Артаксу подлетел какой-то гонец. Известие, которое он ему сообщил, было явно не из приятных.
— С чего ты так решил? — сердито спросил Балт. — Ты слышал или понял, что он сказал?
— Нет, — принял укол Катон. — Но вид у Артакса был явно разгневанный.
— Это ты так говоришь. И вообще, мало ли что могло его взбеленить.