Центумвир

И внутри чувство того уюта, домашнего тепла, когда пусть и скромно жили, но это был наш дом, где есть любящая бабушка с теплыми руками и таким же теплым взглядом, где есть мой старший брат, вихрастый мальчик-вспышка со смешными веснушками  и зеленкой на вечно разбитых коленках…  Старенький велосипед в сенях, с чуть погнутой высокой рамой, ракетки теннисные, почти не пользуемые, потому что никогда не найдешь воланчик. Погреб этот страшный, мне казалось, что там точно кто-то живет и мне просто об этом не рассказывают, чтобы не пугать. Я в детстве жуткая трусиха была, всего на свете боялась. В грозу всегда прибегала к бабуле и пряталась у нее под одеялом, она меня успокаивала, обнимала, что-то рассказывала, уже не вспомнить что, но оно было теплое очень…

– Илюш, бабушка не видела… – всхлипом и дерущей душу чувством тоски.

– А я думаю, видит, мелочь, – тихо, мягким поцелуем мне в висок. – И очень рада.

***

Его не было два дня в городе. Загружала себя работой до полного истощения, лишь бы ни о чем не думать. Созванивались с Яром редко, разговоры натянутые и в основном ни о чем.

Он приехал поздней ночью, когда меня, уснувшую на диване с ноутбуком на коленях снова терзал сонный паралич. Прошел в гостиную. Прикоснулся к щеке и сознание разрубило парализацию мышц тела и вытолкнуло в фазу пробуждения. Я не открывала глаз, чувствуя его. Вслушиваясь в шелест его одежды, впитывая слабый шлейф парфюма и тень никотина. Несколько секунд и убран ноутбук с колен, а к телу мягкое прикосновения пледа. Присел рядом у дивана. В ночную тишину, едва-едва слышным шепотом, полным усталости с горьким эхом сожаления:

– Девочка моя...

– У тебя все хорошо? – приоткрыла глаза, глядя на его осунувшееся лицо, на капли растаявшего снега на черном велюре пальто и коротких русых волосах.

Прикусил губу, смазывая горькую улыбку, глядя на меня. Потянулась к нему. Обняла. Утыкаясь носом в плечо.

– Пожалуйста, прости, Ален.  – Садясь рядом и потянув на себя так, чтобы пересела на колени. Осторожно огладил по волосам, когда уткнулась в его шею, прикусив губу.

– Все хорошо, Яр?

Кивнул, прижимая к себе крепче и прикасаясь губами ко лбу. Приподняла лицо, глядя в его глаза. Потянулась к губам. Привкус черного рома, слабый отзвук сигарет. Целует мягко, осторожно. Переставил руки, чтобы взять на руки и поднявшись вместе со мной направился прочь из гостиной.  Холл, лестница, коридор, спальня. Сел со мной на кровати, повернулась и обнимала за шею, целовала в висок, скользя ладонями по плечами, груди, пока снимал пальто. Нежилась в его руках, скользящих по телу, осторожно снимающих халат, кончиками пальцев скользящих по покрывшейся мурашками спине, вдыхала его запах и жмурилась от удовольствия, чувствуя, как прижимает к себе

– У меня такое ощущение, что я тебе изменяю. – Хрипло, сбито в мои пересохшие губы. – С тобой же. – Эхом нежности, – что ты творишь со мной...

Перехватил и уложил на кровать, целуя лицо, мягко касаясь шеи, уходя поцелуями по груди, с мягким нажимом оглаживая тело, опьяняющее, впитывающе полумрак и то, о чем молча говорили в этом полумраке. Стягивая с него джемпер, касаясь плеч, пока едва ощутимо целовал живот, запустив руки под меня, прижимая к себе, грея дыханием кожу и кровь, запуская дрожь и истому в такое опостылевшее внутри чувство, с котором так давно и долго… Его правая рука от моего колена ниже, по бедру до мягкого кружева нижнего белья, и лунный блик по золоту на его безымянном, вроде бы ничего такого, но... Потянула его за плечи к себе, выдыхая в его губы, чувствуя как ведет под ним, когда ткани прочь и кожа к коже, когда переплетены пальцы на простынях…

Отстраняется, прижимается лбом к моему и прикрывает глаза. Мгновение и приподнявшись на локте, смотрит на меня. Его голос так негромок и там отчетливо то как для него это важно, как давно он с этими мыслями:

– Я хочу нашего ребенка. – Глядя в мое лицо, в мои глаза, – все сделаю. Я все ради нас сделаю. Прошу.

Рассмеялась. Негромко и свободно. Протянула руку, коснулась его щеки, прижимая к ней, стирая напряжение в нем:

– Ты выпил. Не сегодня. Но да, – шепотом, глядя в его глаза, в которых томительным теплом и спокойствием облегчение, когда повернул голову, целуя в ладонь.

Фольга, поцелуй в губы, сжал в руках  и медленно вошел, заставляя выгибаться под собой от многогранности истомы, звучащей в крови, поющей, укутывающий сознание в кокон тепла и упоения. Вены заполнились роскошью нежности с опьяняющими терпкими каплями насыщенного вишневого ликера, когда его ритм неторопливо нарастает, когда вжимает в себя, впитывает, растворяет. Когда, не разрывая поцелуя, пьянея от мягкого нажима моих ногтей по его спине, и сжимаю ногами его бедра крепче. Утопая в моих стонах, в звучащим в его губы его имени, произнесенного душой, сердцем и разумом, потонувшим в нем. Давно и навсегда.