Центровая

Оказывается, не мещерские расстреляли Самоеда. Это сделал Медяк со своими отморозками. Я не смогла бы поверить, если бы не знала, в какое чудовище он превратился.

Видимо, Медяк вошел во вкус, кончив Грина. Ему нравилось убивать, поэтому он с удовольствием завалил Мещеру и разогнал его бригаду. Застрелил Самоеда – получил власть над панфиловской братвой. Расправился с мещерскими – завладел их территорией. Медяк не просто маньяк-убийца, он еще и выгоду свою знает. Именно потому и опасен.

– Дружба дружбой, а девочки врозь. Ты моя! Он это знал и нарочно с тобой закрутил, назло мне, – сквозь зубы прорычал Медяк. – Самоед сам себе приговор подписал.

– Я тебя ненавижу!

– Я знаю.

– Тебе это нужно?

– Я люблю, когда ты злишься. Это меня заводит.

– Когда меня Дик насиловал, это тебя тоже заводило?

– Гошак, хочешь Марго?

– Хочу, – кивнул отморозок.

– А будешь?

– Нет.

– А почему нет?

– Ты меня замочишь.

– Дик со мной работал. Проха тоже. А я их грохнул. Из-за тебя. Балагана прикончу и Славу твоего!

– Себя пореши!

– Нет, мне с тобой можно, а им нельзя.

– Ты псих!

– Не знаю, может быть.

Мы подъехали к какому-то дому, стоявшему на южной окраине города. Гошак вышел из машины, нажал на клавишу звонка у калитки.

– Что это за дом? – спросила я.

– Поверь, ты будешь здесь в безопасности.

Я даже не знала парня, который вышел к нам. Он открыл ворота, Гошак загнал машину во двор, а Медяк завел меня в дом.

Мы подошли к лестнице, которая вела не только наверх, на второй этаж, но и вниз, в подвал.

– Ты много чего не знаешь в нашей системе, – пристально глядя мне в глаза, сказал Медяк. – Потому что ты в стороне. Хочешь вернуться в центр?

Я чувствовала подвох в его словах, поэтому молчала.

– Центровой снова быть хочешь? Это не сложно. Для этого нужно вернуться в подвал. С него у нас все начиналось, помнишь?

Я не ошиблась, Медяк действительно готовил очередную подлость. Он чуть ли не силой затащил меня в подвал.

Там оказалось тепло, но неуютно. Полы бетонные, стены не штукатуренные, потолки низкие, мебели никакой. Только на полу в дальнем отсеке стояла раскладушка с грязным матрасом на ней.

– Здесь пока побудешь, – сказал Медяк.

Я с подозрением разглядывала бурое пятно на стене над раскладушкой. Там явно была размазана кровь. Вряд ли она шла носом. Скорее кого-то приложили к стене головой так, что проломили череп.

– Не бойся, никто тебя здесь не тронет, – заметив, куда я смотрю, сказал Медяк.

– Ну почему же? Можешь прислать своих пацанов, пусть позабавятся.

Я готова была пожертвовать собой, лишь бы только насолить этому скоту. Но Медяк даже бровью не повел.

– Пацаны будут заняты, – в раздумье сказал он. – Война у нас, если ты не поняла.

– Хоть бы тебя, падлу, пристрелили!

На этот раз я смогла разозлить его и поплатилась за это. Медяк толкнул меня на раскладушку, и я ударилась головой о стену как раз там, где по ней была размазана чья-то кровь. К счастью, я даже кожу не расцарапала, но шишка сразу обозначилась.

– Если меня грохнут, ты отсюда не выйдешь, – успокаиваясь, сказал он. – Я об этом позабочусь. Так что молись, чтобы со мной не случилось беды.

– Да пошел ты!.. – беспомощно огрызнулась я.

Умирать мне почему-то уже не хотелось. Черви залезут в нос, в рот, да и земля слишком холодная и сырая!

– Пожрать тебе принесут, и белье будет, – поворачиваясь ко мне спиной, небрежно бросил Медяк. – Не скучай.

Он ушел, а я села на раскладушку и обхватила голову руками. Да, когда-то моя веселая жизнь начиналась с подвала, но тогда я была вольной птицей, рожденной, чтобы летать. Братва у меня уважала. А сейчас я никто и могу только ползать.

Но так я и не рвусь в небо. Теперь мне нужно только одно – спасение от Медяка и тихая жизнь вдали от всех связанных с ним кошмаров.

Я ненавидела Медяка, но в то же время во всех своих бедах винила и саму себя. Это ведь я подняла бандитскую волну, которая меня же и захлестнула. Теперь я на самом дне, и некому протянуть мне руку помощи.

Глава 25

Огонь сожрал шиферную крышу, выжег окна, копченым языком вылизал стены. Пожарные уже уехали, а менты продолжали работу. От дома практически остались только стены, а забор уцелел. Ворота закрыты. Я не знал, что за ними творится, поскольку к месту происшествия посторонних не пускали. Ограждение, оцепление – все чисто по науке.

– Что там случилось? – спросил я у милицейского старшины с такими же роскошными усами, как у товарища Буденного.

– Проходите, гражданин. – Он с небрежной важностью махнул рукой в сторону моей машины.

Я сунул ему в ладонь двадцатидолларовую купюру и спросил:

– У меня тут знакомая жила. Что с ней?

Возможно, за забором лежал труп моей Риты. Она сгорела в доме, или же ее застрелили, как это было здесь же с Лешей Самоедом. Проклятая жизнь в гадком месте только так и заканчивается.

Старшина мельком глянул на купюру, спрятал ее в карман и сказал:

– Не знаю. Труп там на первом этаже нашли. Непонятно пока, мужчина это или женщина. Сначала осколками посекло, потом пожар разошелся.

– Осколками? – растерянно спросил я.