Центр роста

Она неожиданно хихикнула. Она почувствовала, что путается в цифрах, и ей самой солидно за 60. Она умолкла, и класс, который отреагировал послушанием не на увещевания, а на сдвиг, не без ужаса наблюдал, как учительница озирается по сторонам, но вместо учеников обнаруживает, следя за ними, внимающих ей заспиртованных змей, чучела птиц, головы крокодилов и прочих рептилий с амфибиями - биологические экспонаты, давно и далеко улетевшие в минус, если отсчитывать от нуля-эталона, и все это явственно отражалось в ее зрачках, как на экране, видное, будто по волшебству, даже с последней парты для дальнозорких.

Потом она замолчала, потому что ее уже ждали в хосписе, и она дорабатывала последние дни; хоспис был ей как обещан, так и оплачен школьной администрацией.

Потом учительница рухнула в кресло, из-за чего старые ножки - его, не ее, конечно, - захрумкали, будто свиньи, которым подложили морковь. Это произошло мгновением позже грохота, потрясшего класс: кто-то, балуясь, исподтишка раскачал стеллаж и обрушил его на шею соседа, который успел, управился высказаться на тему прироста населения и этим выполнил свою последнюю миссию в подлунном мире.

Скажи ему кто, что сейчас приведется опередить учительницу, он сильно бы удивился. Даймер, самоуверенно заброшенный вглубь ящика письменного стола, дома, жижикнул и выдал замороженный ноль.

4. Явление сна

Горы, скалы, сопки; выжженная земля. Ни травинки, ни ручейка. Изредка попадаются мелкие ямы, заполненные вечным снегом под корочкой пресного наста. Декоративное солнце, продолговатое рваное облако - невзирая на пронизывающий до костей ветер, замершее на месте.

Слепой поводырь, всего трое слепцов. Поводырь оступается, падает в пропасть; второй взмахивает посохом и отправляется следом. Откуда-то возникает четвертый, он норовит вцепиться в третьего, но поздно, все валятся в ущелье, где - странное дело - четвертый, возникший последним, погибает не сразу и продолжает шевелиться. Он делает загребающие движения; он даже и не слеп, он почему-то очень спешил задержать и спасти третьего, но просчитался. Однако он все еще знает, что ему делать: он пытается сесть, хотя ноги ему окончательно отказали - у него сломана поясница. Зато работают руки. И он, вместо ног, протягивает перспективные руки в ожидании веревки, как будто ему известно, что некто швырнет моток бечевки: он угадал, моток летит, разматываясь в полете; конец вервия падает прямо в руки четвертому с уже готовой петлей, куда тот суетливо просовывает кисти. Вообще, непонятно, что это за местность, откуда ландшафт. Камни, кривые тропы и звонки, звонки, звонки, очень тревожные. Но кому и откуда сюда звонить! Четвертый, просунув руки в петлю, дергает веревку, проверяя ее на прочность, и та, почти невесомая, падает на него, надеваясь неровными кольцами-поясами, выпущенная бросавшим сверху. А вот и кто-то новый, разрываемый звонками в болевые клочья, летит прямиком на четвертого, застывшего с разинутым ртом: это - пятый, явившийся с мотком, огромная туша, распластанная в холодном воздухе. Она сорвалась с горной тропы. Она целиком, наповал накрывает обезноженного паралитика, следящего за падением со связанными петлей руками, опутанного упавшими петлями; раздавливает четвертого и гибнет, исторгая самый главный звонок пробуждения.

Охотов звонил и звонил, часы показывали два часа ночи.

Тихон Пластинов взвился с постели, побежал в прихожую, сорвал трубку.

- Да! - закричал он. Пластинов, в ожидании важных событий, не собирался спать, но все-таки задремал.

Сонное ущелье с бесполезной, мягко падающей веревкой, по-прежнему стояло перед глазами.

Наученный ночными звонками отдаленных, особенно заботливых и тревожных Замыкающих-паникеров, особенно междугородними, он узнавал неприятные вести по их дикому торжеству, которому было тесно в прерывистом звуке, как и в самом Тихоне Пластинове. И приготовился умереть.

5. Перетасовка

- Да, - нарочито убитым голосом повторил Тихон. Талантливо убитым голосом.

Трубка трещала, как раскаленная сковорода.

- Это Охотов из Харькова, - донесся слабый голос.

- Что случилось? - Пластинов присел и посмотрел на старинный шкаф, где хранились вещи и документы.

- Гумменмахер, Маус и Тевистер умерли.

Тихон помолчал. Зная, что в базе данных видны лишь перечеркнутые фамилии, которые повисят какое-то время, а потом испарятся, он все-таки спросил:

- Что же произошло?

Как ни странно, у Охотова был приготовлен ответ.

- Они приехали в Женеву на конференцию по вопросам гуманитарной помощи Направляющим. Пошли в кафе. Там их и накрыло. Взрывом. Об этом написали в газете и передали по радио… У меня по ночам постоянно бубнит радио… на волне «Минус и Плюс»…

«Надо же, успел пронюхать. Абу Хассан почему-то медлит…»

- Я плакал, - Охотов говорил в прошедшем времени, но продолжал рыдать. - Что-то разбудило меня, что-то заставило пойти за бумажником, вынуть из потайного кармашка даймер - и… о боже, уже так близко!