Центр

— Совсем молодая… В таком возрасте я только начинал свои путешествия, а ты уже стареешь.

— Эван!..

— Что? Дамам такого не говорят?

— Эван!..

Она достала из кожанной сумочки тонкую, длинную дамскую сигару и зажигалку. Попыталась зажечь, но рука её дрогнула, зажигалка упала на пол.

Эван взял стоявшую на краю стола свечу, поднёс к сигаре. Аннэя затянулась, откинулась в кресле. Некоторое время смотрела на занавешенное окно.

Занавески были уже не такими непроницаемо плотными, как прежде, они просто скрывали их от улицы, но и люстра не горела. Одна лишь свеча. В этом просторном помещении царил сумрак, некоторые углы невозможно было разглядеть.

Аннэя спешно, глубоко затягиваясь, выкурила сигару, взяла из той же сумочки следующую, и уже не дрожащими руками зажгла её от свечи; дальше курила неспешно, выпуская дым, который скапливался в сероватое, висящее рядом с люстрой облако.

Эван спросил:

— Зачем ты пришла?

— Хотела узнать…

Пока она затягивалась, Эван произнёс:

— О Дэкле?

— Да, о нём.

— Что же сама, без меня не могла узнать?

— Очень мало сведений о его экспедиции. Пыталась узнать у работников научного центра, а мне отказали. Деньги им хотела предложить, а они так мило улыбаются, и отвечают: нам от правительства такие деньги идут, которые вам и не снились. А про экспедицию, милочка, и не спрашивайте. Секрет, мо. И то, право, я ведь не звезда, а так — звёздочка; в «жёлтой» прессе то мелькала не из-за фильмов своих глупых, а из-за того процесса с Аддоном. А ты — настоящая звезда. Хоть на публику не появляешься, а публика всё с тобой связанное хватает.

— А я Дэкле кое-что знаю. Два года назад прислали мне посылку от него. Конечно, ты понимаешь, раз экспедиция засекречена, то и посылка — нелегальная, но за несколько миллионов эзкудо мне всё же удалось договориться. Главное — знать, с кем договариваться. У меня за годы житья здесь появились кое-какие связи. Я хоть и сижу сиднем, а связи-то всё-равно появляются. Людишки-то сами меня ищут…

— И что же о Дэкле слышно? Что в той посылке было?..

— Там: представь себе, написанные по старинке, не на компьютере, а в тетрадях многочисленных произведения, как прозаические, так и лирические, там, также, и некоторые из его картин. Что касается тетрадных листов, так это — ксерокопии. А картины — подлинные…

— И что же… — голос и пальцы Аннэи дрогнули.

— Ты хочешь спросить, были ли там произведения, посвящённые тебе?

— Да.

— Не было.

— Что же: ни одним словом, ни на одним штрихом на картине?

— Нет.

— Быть может, там другие женщины?

— Ни женщин, ни мужчин. В художественных произведениях, впрочем, описывается жизнь людей, но к теме любви он старается не прикасаться. И, надо сказать, это ему удаётся. Читать Дэкла действительно интересно. Я понимаю, почему он интересен тебе…

— И почему же? — Аннэя потянулась за очередной сигаретой, но всё же остановилась.

— Хочешь найти в нём ту чистоту, ту молодость, которую сама потеряла.

Она снова замолчала. Пальцы её были нервно сцеплены, им явно не хватало сигареты, но всё же она сдерживалась, не курила. Наконец, ответила:

— Да. Ты прав. В последнее время, часто его вспоминаю. Думаю — простит ли он меня?

И она перевела взгляд на Эвана, ожидала, что он ответит. А Эван только пожал плечами, и произнёс:

— Ну откуда же я знаю? Тебе надо отправиться туда, и самой всё у него всё спросить.

— Ой, Эван, я так волнуюсь. Вот представляю: посмотрит он на меня испепеляющим взглядом, да и ответит — убирайся обратно на свой Нокт, а мне и без тебя хорошо…

— Попытаться, думаю, всё же стоит.

— А ты можешь всё организовать?..

— Да. Моих связей хватит, чтобы отправить тебя туда…

— Что же я раньше к тебе не приходила?.. Но я и сейчас волнуюсь. Вдруг ничего не получится. Вот прилечу я, а он… Но, впрочем, хватит. Я уже точно решила, что лечу. Если понадобиться, на коленях перед ним буду стоять, молить.

— Думаю, ему это не понравится. Он, судя по его произведениям, сейчас всё же спокойный, гармоничный человек, и ни к чему ему эти, привезённые с Нокта страсти…

— Хорошо. Я буду стараться. Ну а ты полетишь?

— Сейчас я привязан к Нокту больше, чем когда-либо, — Эван проговорил это спокойно, но в глубине его глаз читалась боль.

— Но разве это так сложно? Вот просто взять и полететь?.. В конце-концов, просто глупо — сидеть здесь и напиваться день за днём, умертвлять себя.

— Поживи жизнь другого человека, а потом обвиняй его.

— Ладно… Извини… А Дэкл присылал свою фотографию?

— Нет. Никаких фотографий. Только автопортрет… Сейчас…

И Эван прошёл в соседнее помещение, где у него была кладовка. Включил там свет, и довольно долго возился. Слышно было, как он перебирает различные предметы, ворчит, ругается, покашливает от пыли…

Наконец, вернулся. В одной руке нёс папку, в другой — объёмистый, вытянутый свёрток. Папку он протянул Аннэе, свёрток же положил к себе на колени.

Аннэя раскрыла папку, и долго разглядывала автопортрет Дэкла, который лежал первым. Видно было его лицо — большие, спокойные глаза; и во всём лице — умиротворение.

Девушка произнесла:

— Я вспоминала его, но здесь он ещё красивее, нежели в моих воспоминаниях…