Ценитель

Я вздохнул и направился было в сторону кухни, но дедушка остановил меня.

— Герман! Ты тоже, пожалуйста, подойти, тебя это касается напрямую, — добавил он.

Когда мы разместились вокруг старого круглого стола, дедушка положил на него толстую папку и достал какие-то документы.

— Ваш сын — уникально талантлив, — сказал дедушка, — можете посмотреть результаты тестирования по экспериментальной программе патриотического воспитания. Он нужен нам. Он нужен своей стране.

— Что… что это значит? — спросила мама. Она больше, к счастью, не плакала — наоборот, как-то приободрилась.

— Мы можем предложить ему место на специальном курсе для одарённых детей в Нахимовском училище. Само училище находится в Санкт-Петербурге.

— Но… — растерянно произнесла мама, потом задумалась на пару секунд и спросила: — Это ведь бесплатно, верно?

— Для курсантов — безусловно, — кивнул дедушка. — Более того: именно для этого курса вводится понятие «взрослого иждивенца». Если курсант происходит из неполной семьи.

— Что это значит? — прищурилась мама.

— Это значит, что вы, как единственный родитель и опекун ребёнка, получаете право на пенсию, — ответил дедушка. — Она небольшая, но вполне может быть хорошим подспорьем в хозяйстве.

Мама поглядела на меня с очень странным выражением на лице. Похожее у неё бывало, когда она за что-то несправедливо кричала на меня или наказывала, а потом, разобравшись в ситуации, понимала, что это было зря.

— Но… получается, я не смогу его часто видеть, да? — вздохнула она.

— Он будет приезжать на каникулы. Дважды в год, — ответил дедушка. — Плюс телефонные звонки и письма. В этом вас никто ограничивать не будет. Но с учётом распорядка дня в училище, разумеется.

Ещё один вздох.

— Мне… это сложное решение.

Дедушка положил сцепленные руки на стол.

— Анна Владимировна, — сказал он. — Вы ведь только что чуть не подписали документы, по которым ваш сын мог уехать в одно крайне неприятное якобы исправительное учреждение для проблемных детей. И с этим у вас сложностей не возникло.

— Они сказали, что это единственный способ избежать реального тюремного заключения, — на её глаза снова навернулись слёзы.

— А вы, конечно, им сразу поверили, — дедушка покачал головой. — К вашему сведению, это учреждение — похуже настоящей тюрьмы. Удивительно, что нечто подобное вообще существует в наше время… и, кстати, так, для информации. У следствия ничего не было на вашего сына. Совсем ничего, никакой доказательной базы, кроме слов нескольких отмороженных молодчиков. Но отец одного из них, известный в городе юрист и член бандитской группировки, хотел сатисфакции. Для этого он договорился со знакомым следователем об одолжении — немного подтасовать документы о возрасте и надавить на одинокую мать. Чтобы пацана отправили на расправу в нужное ему учреждение.

Мама всхлипнула.

— Ну-ну, что уж теперь… не стоит, — сказал дедушка спокойным тоном. — Уже всё в порядке. Так что рыдать определённо не нужно.

— Что… что мне нужно сделать? — спросила мама.

— Для начала — поговорить с сыном и спросить о его решении, — дедушка повернулся и подмигнул мне; я улыбнулся.

Мама поглядела на меня тем самым «извиняющимся» взглядом. Но теперь в нём было кое-что ещё. Надежда. Что вот теперь её жизнь, наконец, изменится. Что она избавится от «обузы» — как она сама иногда называла меня в минуты плохого настроения или после полбутылки вина, выпитого по какому-нибудь особенному поводу.

Я прикрыл глаза. Невольно в памяти всплыли те моменты, о которых я бы очень хотел забыть. «Ни один мужик с таким грязнулей не будет жить в одном доме!..» — Я случайно разлил варенье, когда мы сидели за столом с очередным «перспективным папой». «Я ради тебя своим личным счастьем пожертвовала! Мог бы и погулять подольше, когда действительно надо…» — Я пришёл домой, забыв, что мама просила побыть на улице хотя бы до восьми…

Злости не было. Даже обида куда-то улетучилась, когда я осознал: что вот именно сейчас всё поменяется. Что мы больше не будем с мамой жить под одной крышей, не будем одной семьёй… осталась только грусть.

Я тогда не имел ни малейшего понятия — действительно ли дедушка собирается меня устроить в Нахимовское или же просто хочет меня забрать под благовидным предлогом. Но был готов на любой вариант. Только бы больше никогда не видеть этот извиняющийся мамин взгляд.

— Герман, ты действительно хочешь поступить в военное? — срывающимся голосом спросила мама. Теперь она старалась не глядеть мне в глаза.

— Да, мам, — ответил я. — Очень сильно хочу.

Дедушка одобрительно кивнул.

— Хорошо, — сказала мама. — Тогда я подпишу все необходимые документы.

Тем же вечером я вышел из своего первого и последнего дома. Собираясь, я заметил, как удивительно мало, оказывается, у меня было своих вещей. Брюки, джинсы, рубашка. Несколько комплектов нижнего белья и носков. Зимняя куртка. Свитер на осень… ещё книги — но они как бы не совсем мои. Библиотека в нашем доме была общей.