Тут мент посмотрел на меня. Странно, но, встретившись с ним взглядом, я даже как-то успокоился. Он глядел без ненависти, с любопытством и даже чем-то вроде уважения.
— Ты Герман? — спросил он.
— Да, — ответил я, кивнув.
— Подожди, пожалуйста, в другой комнате. Мы тебя пригласим, — сказал он.
— Можешь пока вещи собрать, — добавила тётка, издевательски усмехнувшись. — Нижнее бельё и средства гигиены.
Я ничего ей не ответил. Даже не посмотрел на неё. Не хотел доставлять удовольствие своим страхом и растерянностью.
Мент укоризненно посмотрел на неё, но тоже промолчал.
Я ушёл в комнату и закрыл двери.
Некоторые время просто ходил из угла в угол, стараясь ни о чём не думать. Смотрел на прочитанные книги в шкафу. Жаль, что не получится их взять с собой. Но, может, в том месте, куда меня хотят забрать, будет какая-то библиотека? Говорят, что обычно она есть…
Потом я подошёл к двери, чтобы послушать, о чём визитёры говорят с мамой. Но смог расслышать только отдельные слова: «перевоспитание… травма… в тяжёлом состоянии, так что… никак иначе…»
Я закрыл глаза, изо всех сил сжал кулаки, впившись ногтями в ладони так, что, кажется, выступила кровь. Полегчало, но не сильно. Я по-прежнему был на грани паники. Больше всего пугала неизвестность: «Как там всё будет? Туда, куда меня заберут?»
И в этот момент снова раздался звонок в дверь. Уверенный, настойчивый, бодрый.
В порыве безумной надежды я подумал, а что, если вот именно в этот момент, когда он критически необходим, меня нашёл папа? Что это именно он стоит за дверью сейчас, что он пришёл, чтобы спасти меня?..
Я снова проглотил колючий комок в горле, прогоняя несбыточную, безумную надежду.
Автоматически потрогал браслет на запястье. Я так и не снимал его, все эти дни, даже в душе. «По крайней мере, он точно работает, — подумал я. — Пускай только попробуют ко мне сунуться! Те, кто встретит меня там…»
Мама открыла дверь. А потом я услышал знакомый голос:
— Анна Владимировна? — сказал Филипп Петрович. — Я из военного комиссариата, по поводу вашего сына.
Мама всхлипнула.
Я же не смог сдержать любопытство и, приоткрыв двери, выглянул.
Мой знакомый был в военной форме, с двумя крупными звёздами на погонах. В руках он держал солидного вида чёрную папку.
— О, Герман, ты дома? Отлично! — сказал Филипп Петрович. — Подойди к нам, пожалуйста.
Я вышел из комнаты.
— Но мы сейчас… — хотела было вставить мама, но её перебил старший мент, вышедший из кухни.
— Что здесь происходит? — спросил он, после чего добавил, заметив Филиппа Петровича. — Здравствуйте.
— Здравия желаю, — ответил тот. — О, вы уже на месте? Хорошо, что я успел вовремя. Вы следователь Кирпичёв, верно?
— Я… — немного растерянно ответил милиционер.
— Свяжитесь со своим руководством. Документы шли слишком долго, поэтому процесс пришлось ускорить, — уверенным голосом сказал «сотрудник военкомата».
— Подождите. Тут речь про расследование серьёзного уголовного преступления! — начал было возражать милиционер.
— Правда? — Филипп Петрович изобразил удивление. — А по мне так превышение должностных полномочий ответственным лицом, ведущим расследование. Вы ведь в курсе, сколько лет Герману, верно?
— Ему через две недели исполняется четырнадцать! — вмешалась тётка, появившаяся из кухни.
— А когда случился инцидент, который вы расследуете? — спросил Филипп Петрович.
Именно в этот момент я впервые назвал его про себя «дедушка». Просто мне очень хотелось так думать — он был первым взрослым мужчиной, который за меня заступался.
— Послушайте, не знаю, что вам надо, но вы мешаете нам работать! — насупившись, пробурчала тётка.
— Работать — это вводить в заблуждение мать ребёнка насчёт возможных правовых последствий его поведения? — спросил дедушка. — Что, кстати, само по себе является уголовно наказуемым деянием. — Он перевёл взгляд на милиционера. — Вы не хотите составить протокол?
Тот был явно растерян.
— Позвоните в управление, — повторил дедушка, и спросил, обращаясь к маме: — У вас можно воспользоваться стационарным телефоном?
— Да… да, конечно, — кивнула мама, протирая заплаканные глаза. — В коридоре.
Дедушка указал на аппарат. Мент медленно двинулся к нему, хмурясь и почёсывая нос. Он набрал номер.
— Следователь Кирпичёв, — сказал он. Потом последовала долгая пауза, во время которой его выражение лица менялось от сосредоточенного внимания к растерянности и крайнему удивлению. — Да, да, понял, товарищ полковник. Так точно. Да, здесь. Да, принял… есть.
Он положил трубку. Посмотрел сначала на меня, потом на дедушку. После чего просто вышел из квартиры, даже не попрощавшись.
Тётка, обнаружив, что осталась в одиночестве, поспешила последовать его примеру.
Я с грустью посмотрел на грязные следы на линолеуме и, вздохнув, сказал:
— Натоптали.
Мама нервно хихикнула, заискивающе глядя на дедушку.
— А не надо в следующий раз пускать в обуви в квартиру, — назидательно сказал он.
Однако же сам, не снимая чёрных туфель, прошёл в гостиную.
— Анна Владимировна? — позвал он оттуда. — Подойдите, пожалуйста! Нам надо поговорить.