— Отчего же, есть, не такая уж я жалкая одинокая старуха. — Она улыбнулась уголками губ. — Только я не привыкла просить помощи, а у него большая семья. А что видимся редко и он сюда не приезжает… характер у меня скверный, невестка меня не любит, да и сыну со мной тяжело. Вот и стараюсь особо не лезть. Впрочем, то, что вы нашли у Донта, — это все, что оставалось, так что подпольную торговлю мне пришить не получится.
— Учитывая покушение на убийство и содействие в массовом убийстве, для которых полно доказательств, этот маленький грешок ничего не решает.
— Я не знала, что именно будет входить в ритуал. Правда не знала, — медленно качнула головой Дхур. — Поначалу и не интересовалась особо, ну считает он там что-то, его дело. Он всегда был очень осторожен в высказываниях. О цене человеческой жизни и своем отношении не говорил, обмолвился случайно, когда я про журналиста этого спрашивала…
— Предположим. Как с этим согласуется попытка убийства госпожи Шейс?
— Я не хотела ее убивать. Надеялась, что ты сумеешь вытянуть, — так и вышло. Я много думала о том, как его можно остановить, такого не похожего на остальных одержимых. Если бить по нему прямо — был слишком велик шанс окончательно добить Донта и превратить безобидного мужчину с раздвоением личности в смертельно опасную тварь. Справились бы вы с ним? Не поручусь. Да и не хотелось возвращать его обратно в Разлом, хотелось дать шанс на перерождение. Единственный способ, какой я смогла найти, — отправить его с другой душой. И ты бы нашел. Только ты бы не выжил…
— Я бы еще поверил в какие-то благородные мотивы, если бы вы пожертвовали собой, а не окружающими, — поморщился шериф. — А это… Поберегите свое благородство для суда, может, там поверят.
— Я не могла пойти против него так прямо. — Вздохнув, женщина на несколько мгновений прикрыла глаза, словно собираясь с силами. Адриану стало не по себе — это в чем же она намеревалась признаться?.. — Я присягала ему кровью. Не бедняжке Донту, конечно. Этеону Отоку. Еще тогда, перед войной.
Поверить в сказанное было трудно. Присяга кровью, она же кровная клятва верности, имела широкое распространение несколько веков назад. Она фактически вверяла жизнь вассала сюзерену, исключая предательство. Потом от этой практики отказались, полной гарантии не давала даже она, а пару сотен лет назад и вовсе запретили законом.
— Вы одна? — после недолгой паузы хмуро спросил Блак.
— Да. Мне тогда было шестнадцать, я боготворила его и была с детства влюблена. От него тогда все женщины были без ума… Когда он приехал в нашу школу, уговорила принять мою присягу. Он не знал, что именно я задумала, а потом уже поздно было что-то менять.
— А если не для протокола? — спросил Адриан тихо.
— Не для протокола… — пробормотала Касадра. — Тогда для людей Оток был идеалом. Он никогда не искал власти, но не бегал от ответственности. Кто везет — на том и едут, вот и оказалась на нем непомерная ноша. И если бы не его смерть, поднять его могли очень высоко. Мы искренне в него верили и искренне считали его лучшим. После той катастрофы… Очень многие говорили о том, что его намеренно подставили, что это не его ошибка. И я тоже.
— А теперь?
— А теперь я в этом уверена.
— Это он вам сказал, что его подставили?
— Он не хотел об этом разговаривать и не отрицал своей вины, — поморщилась женщина. — Тот ритуал придумал не он. Но он выполнил приказ, и все пошло не так, как должно было. Никто не мог бы предсказать подобного исхода, и вряд ли кто-то его на самом деле хотел, это верно, но… Случайно ли удар зеленых пришелся именно на то время и место? Или все же кто-то слишком боялся за свою должность и воспользовался случаем, чтобы избавиться от Отока?
— Он вынудил вас помогать, пользуясь присягой? — задумчиво проговорил Кириан.
— Не говорите глупостей, юноша! — Касадра облила его холодным, презрительным взглядом. — Я сама предложила помощь. Генерал заслужил покой и перерождение и не заслужил того существования, на которое был обречен. И он хотел отпустить тех, кто попал в ловушку вместе с ним. Жаль, выбрал именно такой способ…
— Ладно, в общих чертах ясно, — встряхнулся Блак. Разговор грозил зайти куда-то совсем не туда, в дебри морально-этических норм и всевозможных «если бы», а он для этого слишком устал. — Давайте по порядку. Когда и как вы поняли, что Донт — одержимый?
Несмотря на то что Касадра не уходила от ответов и в полном смысле шла следствию навстречу, допрос затянулся. Подробный рассказ о налаживании контакта с одержимым потянул за собой множество деталей, пусть не связанных с делом напрямую, но тех, не уточнить которые было невозможно. Например, как вообще душа Отока оказалась в теле алхимика? И кем, наконец, были прежние одержимые?
Точного ответа на эти вопросы некромантка дать не могла, но теория, к которой она склонялась, вполне заслуживала отдельного разговора. Все-таки у нее одной была возможность и время понаблюдать за единственным в своем роде одержимым достаточно долго.