Цена обольщения

Уэстлейк окинул Синджона взглядом, в котором тот не увидел ни восхищения, ни осуждения.

— Вам известно, что рассказы о вашем побеге уже стали легендой, капитан? В одном из отчетов говорится, будто бы вы прокладывали себе путь вот этой самой саблей. Вы стали героем в глазах многих людей лишь потому, что сумели совершить побег.

Синджон вспомнил двоих охранников, что помогли сержанту освободить его. Он даже с радостью согласился на то, чтобы они легонько ударили его по голове, дабы создать видимость борьбы.

— Они хорошие парни, — произнес Синджон.

Он очень надеялся, что караульных не отдали под трибунал за пособничество «преступнику».

— То же самое они сказали и о вас. Хороший офицер. А ведь это наивысшая похвала из уст подчиненных, не так ли? Заслужить такую репутацию, как у вас, крайне сложно. А запятнать ее почти невозможно.

Уэстлейк захлопнул папку, сел за стол и посмотрел на саблю. Синджон проследил за взглядом графа. Обнаженный клинок соблазнительно поблескивал в лучах солнца, льющихся в окно, — восхитительное и крайне опасное существо. Синджон неожиданно сравнил с этим клинком Эвелин Реншо.

— Вы — обвиняемый в шпионаже герой. А главный злодей в драме — майор Крейтон, раскрывший ваше вероломство. По крайней мере в Испании дело обстоит именно так. Здесь же, в Лондоне, он герой, потому что в светском обществе известна версия, рассказанная им, — безразличным тоном произнес Уэстлейк. — Почему же тогда Крейтона так не любят?

Синджон стиснул зубы. Потому что Крейтон — предатель, насильник и лжец. Такие офицеры посылают людей насмерть, руководствуясь собственной прихотью, и еще имеют наглость вкусно пообедать после совершенного ими злодейства. Синджон упрямо молчал, хотя в его взгляде отразилось презрение.

Уэстлейк достал из папки листок бумаги и помахал им в воздухе.

— Вам стоит как можно серьезнее отнестись к этому делу, Радерфорд. Это ордер на ваш арест, подписанный королем. Виновны вы или нет, но вас объявили вне закона, и мне дан приказ разыскать вас.

Синджону вдруг стало трудно дышать, как если бы петля палача уже затянулась вокруг его горла. Молодой человек холодно посмотрел на графа.

— Меня будут судить, прежде чем отправят на виселицу? У меня есть время привести в порядок мундир, или удобная маленькая виселица уже ждет меня здесь, на заднем дворе?

Уэстлейк склонил голову набок, и в его глазах наконец-то заплясали веселые искорки.

— Я не собираюсь вас казнить. Более того — я хочу вам помочь.

Ну вот. Наконец-то.

Синджон прищурился.

— Почему вы это делаете?

На губах Уэстлейка застыла ледяная улыбка, совершенно неспособная приободрить кого бы то ни было.

— Дойдем и до этого. А пока скажите, вы слышали, о чем разговаривали леди Эвелин и напавший на нее человек?

Синджону удалось услышать разговор о каком-то таинственном знамени, но его внимание привлек тихий возглас леди Эвелин, слова «прошу вас», сорвавшиеся с ее губ, когда она заглянула ему в глаза. Не сломал ли негодяй ей руку? Его собственная рана ныла от беспокойства за леди Эвелин.

— Я услышал, как она закричала, — ответил Синджон. — Когда я к ним подошел, нападавший что-то требовал от нее. Я подумал, что этот человек хочет удовлетворить свою похоть.

Уэстлейк поджал губы и стал похож на старую чопорную служанку.

— Только не в этом случае. Человек, напавший на леди Эвелин, — французский шпион. Он прибыл в Лондон, чтобы расспросить ее о пропавшей ценности. Он считает, будто она прячет ее у себя, пока лорд Филипп в бегах.

Губы Синджона растянулись в дерзкой ухмылке.

— Ну конечно, чего еще может желать мужчина?

Уэстлейк посмотрел на Синджона холодно и неодобрительно, точно пожилая матрона.

— Вы когда-нибудь слышали о знамени Карла Великого, капитан?

— Конечно. Эта легенда — уловка, призванная посылать людей на бой, заставляющая их верить в то, что они неуязвимы для пуль и сабель до тех пор, пока над их головами развевается кусок магической материи, привязанный к палке.

— Это так. Но представьте, что этот, как вы изволили выразиться, кусок материи, развевается над головами англичан, а не французов. Это могло бы положить конец войне. Причем закончилась бы она в нашу пользу, — задумчиво произнес Уэстлейк, и его глаза заблестели.

— Неужели вы в самом деле в это верите? В то, что единственный взгляд, брошенный на знамя Карла Великого в руках англичан, заставит французов повернуть вспять и в страхе бежать с поля боя? — спросил Синджон.

— Но разве не в этом смысл магии?

Услышав подобное, Синджон подумал, что граф не слишком умен.

— Но какое отношение все это имеет ко мне? Я больше не служу в армии, помните?

Прежде чем граф успел ответить, в библиотеку вошел дворецкий в сопровождении двух лакеев. Они несли подносы с едой. Воздух наполнился ароматом поджаренного бекона, свежего хлеба и горячего кофе, и Синджон вспомнил, что давно уже ничего не ел.

— Благодарю вас, Норкотт, — произнес Уэстлейк как ни в чем не бывало, когда лакеи расстелили белоснежную скатерть на стоявшем возле окна столе и проворно расставили тарелки.

— Налить кофе, милорд? — осведомился дворецкий, и граф кивнул.