Цена мечты

Холодок на коже все еще чувствовался. Кассандра, подняв руку, быстро провела пальцами по тонкой цепочке, натянувшейся под весом чего-то гладкого и круглого, и открыла глаза.

На шее у нее висел золотой медальон размером чуть больше золотой же монеты, с кривоватым барельефом в виде веточки чертополоха.

— О! — воскликнула она, вся вспыхнув от нечаянной радости. — О-о!.. Какая прелесть! Где ты его достал?!

— Я не достал, — улыбаясь, ответил Нейл. Он был доволен, что угадал с подарком. — Я сам сделал, плавке металлов в Бар-Шаббе еще на первом курсе учат. Только цепочку купил. Не сапфировый гарнитур, конечно, да и ювелир из меня так себе…

Кассандра, не дав другу закончить, крепко обхватила руками его шею, притянула к себе и звонко чмокнула в щеку.

— Спасибо! Он ужасно красивый, правда, — она любовно огладила пальцами барельеф и склонила голову набок:- Нейл, а почему чертополох?

Товарищ широко ухмыльнулся.

— Да потому что колючие оба и даже магия вас не берет!.. — весело сказал он. — С днем рождения, Сандра. Вот и стала ты, наконец, взрослой.

Глава XI

Солнце еще не взошло, но небо над неровной грядой далеких гор уже медленно наливалось лиловым, светлея с каждой минутой. Острые зубцы Туманного хребта выступили из предрассветных сумерек, как всегда в этот зыбкий, сонный час напоминая сгорбленную драконью спину. Скалистый гребень о семи вершинах, обычно окутанный сизо-голубым маревом, был виден до последнего зубца. Так же, как вчера, так же, как неделю назад. И одни боги знают, сколько еще это будет длиться.

Астор Д’Алваро, стоя у распахнутого окна своей спальни, скользнул напряженным, ищущим взглядом по горным пикам. Обычно даже в самое засушливое лето они были укрыты низко висящими облаками, но не теперь. Чистое до прозрачности серовато-розовое небо, черные, словно обугленные скалы и больше ничего. Даже намека нет на скорый дождь. Астор, покачав головой, отошел от окна. Мельком глянул в сторону кровати, где, приоткрыв во сне рот, тихо похрапывала Рута — измятое покрывало сброшено, кольца черных волос разметались по подушке, полная смуглая грудь вздымается, чуть подрагивая при каждом вдохе. Рута была хороша, но в последнее время ее стало слишком много, да еще этот храп… Сколько ей, восемнадцать? Двадцать? В любом случае, рановато, чтобы выводить такие рулады. Пожалуй, стоит отослать ее обратно в деревню, все равно горничная из девчонки откровенно никудышная, а то, ради чего он ее держит в доме, и в чем она действительно знает толк, по нынешнему времени сил отнимает больше, чем должно приносить удовольствия. Слишком жарко!

Маркиз склонился над умывальником, плеснул себе в лицо остатками теплой воды из кувшина и потянулся за полотенцем. «Старый ты пень», — подумал он, глядя на свое порядком помятое, с темными кругами под глазами, отражение в зеркале. И коротко хмыкнул. Еще лет пятнадцать назад рядом с такой женщиной, как Рута, «слишком жарко» ему не было бы даже в пламени нижнего мира. А теперь? И в погоде ли дело?.. Оставив этот вопрос без ответа, Астор отер полотенцем щетину, натянул штаны, набросил несвежую рубаху и вышел из спальни.

Старый дом приветствовал хозяина на свой лад — тихим скрипом рассохшихся половиц, запахом лавра и пыли, приглушенной мышиной возней за дубовыми стенными панелями. «Доброе утро! — словно бы шептал он. — Еще живем?..» Астор улыбнулся в ответ — «Живем» — и направился по длинному, тонущему во мраке коридору к лестнице. Открывать двери, чтобы осветить себе путь, не было нужды: ему знаком был каждый изгиб коридора, каждый торчащий из стены гвоздь, каждая гуляющая половица. Это был его дом.

Слуги еще не поднимались. Маркиз спустился по лестнице в небольшую переднюю, освещенную зыбким розовым светом из окон, которые никогда не знали занавесок, толкнул дверь и вышел на крыльцо. Оно было деревянное, полинявшее от дождей и выбеленное солнцем за многие годы, такое же скрипучее и древнее, как сама усадьба, разве что его все-таки хоть изредка латали. Широкий навес, под которым вили гнезда птицы, круглые столбики по краям отходящей от крыльца открытой террасы, подвесная скамеечка в самом ее конце — с парой лоскутных подушек на затертом сиденье, четыре ступени вниз, к дорожке… Даже будь сейчас безлунная ночь, Астор мог бы перечислить все это с закрытыми глазами. Постояв на крыльце с минуту, он присел на верхнюю ступеньку и обвел глазами пустынный двор. Утоптанная красноватая земля с редкими проплешинами жухлой травы, окруженные кустами боярышника хозяйственные пристройки, перевернутая телега со снятым колесом, стайка собак, что дремлют в вырытых днем земляных ямках у стены кузницы — картина, не меняющаяся изо дня в день. Пройдет несколько часов, и захлопают двери, забрешут псы, замычат на скотном дворе коровы, с заднего крыльца долетит ежеутренняя перебранка денщика и кухарки. Выкатится на бледный небосклон солнце — и наступит новый день, жаркий, полный хлопот и людской суеты. Дремлющее поместье очнется, оживет.