Цена крови

Цитадель из черного камня и темно-синего металла возвышалась за северной окраиной города. Врата ее были закрыты, и подле них не было заметно караула из опытных гвардейцев; в подобном карауле не было нужды. Человек в черном, пропустив женщину вперед, подошел к едва заметной боковой дверке. Он не сказал ни слова - та открылась сама, и внутри не было ни привратника, ни хитроумного механического запора, какие не так давно начали ставить прибывшие с Темной Стороны гномы (не всем желающим, понятное дело, а лишь самым богатым). Узкая винтовая лестница начиналась почти сразу за дверью, и через несколько минут подъема отъехавшая в сторону деревянная панель выпустила их из потайного хода в небольшой, уютный зал. Лишенный окон, он был освещен мерцающими желтыми кристаллами колдовских светильников, расставленных по углам. - Располагайся где хочешь, - кивнул человек в черном, - и я даю тебе позволение открыть лицо. - Слушаю и повинуюсь, - насмешливо произнесла невольница, преувеличенно низко кланяясь. Чадра упала, открыв ее лицо с тонкими чертами жительницы северного Турракана, однако черные как смоль волосы скорее были характерны для южан; серые же глаза вообще почти не встречались среди истерлингов. Опытный взор хозяина цитадели не мог, однако, определить даже возраста женщины точнее, чем "от двадцати до сорока". - Должна ли я открыть еще что-нибудь, о мой Властитель? - прежним насмешливым тоном осведомилась она. - Пока в том нет нужды, - проговорил он, пропуская насмешку мимо ушей. - Поведай лучше, каковы же те "утехи от заката до рассвета", что ты... предлагаешь. - На севере и дальнем западе таких, как я, называют менестрелями, - молвила женщина. - В Турракане этот вид искусства почему-то развит очень слабо. Да, здесь встречаются сочинители баек и сказаний, но они, во-первых, исключительно мужчины, а во-вторых, говорят лишь о битвах и деяниях ведомых божественным провидением. Я ничуть не сомневаюсь в полезности таких легенд, но не вижу и причин, по которым сказители должны сдерживать колесницу своей фантазии, чтобы не свернуть на непроторенную дорогу. - Итак, - подвел итог этой короткой речи человек в черном, - ты считаешь своей обязанностью доказать, что легенды способна рассказывать и женщина. - Именно так. И рассказывать эти легенды следует именно ночью, когда солнечный свет не опаляет голов, дабы мысли слушателей могли устремиться в нужное русло. - Скажи-ка, а у тебя таких сказаний, случайно, не на тысячу и одну ночь? - О нет, лорд Джафар, - улыбнулась она. - И зовут меня не Шахразадой. Я слышала эту легенду... Властитель Турракана хмыкнул. - Ну что ж, закат уже близится. Чувствуй себя здесь гостьей; я прикажу доставить все необходимое. Испытай свое искусство на мне - и если оно заслуживает того, ты получишь награду.

Через несколько часов он вновь появился в зале, теперь облаченный в мягкий халат. Цвет халата, однако, был прежним; по ведомым ему одному причинам, Джафар-Алхимик всегда носил черное. Невольница, также сменившая дорожное платье на легкие одежды из полупрозрачного серебристо-серого шелка, поклонилась Властителю, подвела его к приготовленным подушкам, уложила, придвинула кальян и укрыла тонким черным покрывалом из сидонской шерсти. Сама она устроилась подле него на пушистом сидонском же ковре, свернувшись клубочком и прикрыв плечи и спину пестрым серо-голубым покрывалом, вытканным в Утике. - Начинай, - молвил Джафар. - Как это там полагается - "дошло до меня, о великий владыка"... - С твоего позволения, Властитель, я буду рассказывать так, как умею, - возразила невольница. - И прошу, не перебивай моих речей, а с наступлением рассвета не заставляй продолжать. - Слушаю и повинуюсь, - усмехнулся Алхимик. Тихий, вкрадчивый женский голос начал:

Неровных слов рифмованная вязь

И яд спокойных, выверенных фраз

Ничто. Их все равно никто не слышит,

Покуда не придет искомый час...

Джафар закрыл глаза и втянул в себя ароматный дым кальяна. Он не слышал слов. Но он видел то, о чем рассказывала невольница, и видел это так, как если бы сам был там...

Ночь первая,

которая открывает лица главных участников истории,

хотя они об этом не знают,

поскольку не способны видеть скрытое.

Глядя на свое разоренное жилище, она знала, что сделавший это убил ее. Убил столь же верно, как если бы самолично всадил клинок в сердце. Но даже мертвые могут отомстить. Точнее говоря, взять долг, который не был оплачен при жизни. И взять его - сполна. Она не старалась ничего запоминать. В том не было нужды - проживи она еще сотню лет (что маловероятно), и тогда мельчайшие детали сегодняшнего ужаса будут являться ей и в ночных кошмарах, и наяву. ТАКОЕ - не забывается. В кровавом тумане, на грани безумия, она шла на север, по следу свершившего злодеяние; и в глазах ее была смерть...