Цена империи. На начинающего Бог

Когда Бисмарк прибыл во дворец, его немедля проводили в кабинет кайзера. Войдя, он склонился, приветствуя своего повелителя, а затем вновь выпрямился. И был крайне удивлен и растерян. На столе стоял небольшой портрет покойного императора Александра II, а хозяин кабинета, последний король Пруссии и первый император объединенной Германии Вильгельм I откровенно плакал. И слезы стекали на какой-то листок бумаги, лежащий возле вскрытого конверта. Рейхсканцлер напряг глаза и сумел заметить на письме вензель государя Александра Николаевича.

Кайзер начал не с приветствий, а с упреков, постепенно заводясь все больше и больше.

– Какого черта, Бисмарк, вы и Мольтке ухитрились уговорить меня пойти на сближение с этими недонемцами – австрийцами и подписать с ними договор, направленный против России, нашего верного друга и старинного союзника?

– Но, ваше королевское и императорское величество… – попытался возразить совершенно сбитый с толку Бисмарк, но мгновенно был прерван повелителем:

– Не сметь меня перебивать!! Извольте выслушать своего императора!!

Сие требование кайзер подкрепил серией немецких ругательств, великолепно изученных за долгие годы военной службы.

– Не вы ли, Бисмарк, нашептывали мне, что мой августейший племянник Александр пытается меня обмануть и что ему нельзя верить. Так вот, мертвые не лгут!! Стоя на краю могилы, император Александр написал мне письмо, кое доставили только сегодня. Можете прочесть, но читайте вслух, Бисмарк, и быть может, тогда вы раскаетесь в своих действиях.

И император протянул рейхсканцлеру листок бумаги со следами августейших слез, а заодно жестом предложил ему присесть.

Бисмарк взял письмо, написанное по-немецки, кое можно было отнести к сугубо конфиденциальному посланию.

Начиналось оно по-семейному:

«Дорогой Дядюшка Вилли, у меня очень мало времени, и я хотел бы встретиться с Вами, ибо после нашего рандеву в Александрово произошло много событий, и они меня откровенно пугают. Я не могу доверить этому письму все, что мне стало известно, но знайте, что России и Германии угрожает страшное зло, по сравнению с которым нашествие орд Бонапарта не более как легкое беспокойство. А посему нам следует забыть обиды и распри и сплотиться в общей борьбе против страшного зла. Более точно я могу сообщить лишь при личной встрече. Ваш племянник и искренний друг, Александр».

Кайзер, еще раз услышав содержание письма, но уже озвученное вслух, вновь пришел в ярость и на протяжении нескольких минут только сыпал ругательствами и угрозами об отставке. Но затем возраст дал о себе знать, и, выпив воды, он ошарашил Бисмарка безапелляционным заявлением:

– Я желаю немедленно ехать в Петербург и встретиться с новым императором. Его манифест подтверждает, что тревоги моего бедного племянника имели под собой основание. Мне нужно знать, кто посмел пойти на массовое убийство родной нам по крови царской семьи, когда погибло несколько немецких принцесс. И не хочу, чтобы отголоски взрыва в Зимнем дворце докатились и до нашей доброй Пруссии.

Только на этом месте Бисмарк сумел прервать монолог кайзера и взять нити разговора в свои руки.

– Сир, я полностью понимаю и разделяю ваш благородный порыв, и скорее всего личная встреча с императором Михаилом II должна непременно состояться. Но нельзя же мчаться в Петербург, в котором не утихает пальба, где жандармерия и войска пытаются истребить террористов. Тем более что у вас есть призыв к встрече лишь от покойного императора. Вы, как военный гений, должны понимать значение разведки. Нам просто необходимо ее провести! По дипломатическим каналам мы обмениваемся официальными, ничего не значащими соболезнованиями и поздравлениями. Но есть и неофициальные, которые уже задействованы, ваше императорское величество.

– Вот как? И что это за каналы? Мы можем им доверять?

Перепад настроения у императора был столь стремителен, что мудрый опытный канцлер стал подозревать, что старый лис Вилли разыграл перед ним хорошо поставленное представление с обязательной монаршей истерикой и столь любимыми старым пруссаком театральными эффектами. Но показать хоть на секунду свои сомнения было бы верхом глупости, а дураком Отто фон Бисмарк не был. Поэтому он решил зайти издалека: