Цена головы

– Вот это как раз и…

– Что вы хотите сказать, Мегрэ?

– Мне кажется, что один и тот же человек не мог бы совершить оба преступления. Ведь когда Сесиль пришла сюда сегодня утром, она знала, кто убил ее тетку…

– Вы так думаете?

– Иначе она подняла бы тревогу раньше… По заключению врача, тетка была убита около двух часов ночи…

– Может быть, Сесиль оказалась свидетельницей преступления…

– Так почему же убийца не прикончил и ее в

Бур-ла-Рене?

– Может быть, она спряталась… Рассуждаем дальше…

А возможно, она обнаружила труп тетки утром, когда поднялась, примерно в половине седьмого. По будильнику я убедился, что она встает в это время… Она никому ничего не сказала и прибежала сюда…

– Странно…

– Не так уж странно, если предположить, что она знала убийцу… Она хотела назвать его мне лично и не доверяла комиссару полиции Бур-ла-Рена… Предположение, что она знала убийцу, подтверждается тем, что ее убрали с целью помешать ей говорить…

– А если бы вы приняли ее тотчас по приходе?

Мегрэ покраснел, что редко с ним случалось.

– Да, конечно… Здесь что-то неясное… Может быть, в то время убийца был связан в своих действиях… Или же в этот момент он еще не знал…

Он вздрогнул, словно гнал от себя какую-то мысль.

– Нет, маловероятно, – пробурчал он.

– Что маловероятно?

– Мое предположение. Если бы убийца старухи вошел в аквариум…

– Аквариум?!

– Простите, шеф… Инспектора прозвали так зал ожидания… Сесиль не пошла бы за ним. Значит, за ней явился кто-то другой, кто-то, кого она не знала или кому доверяла…

Мегрэ не сводил упорного мрачного взгляда с темной фигуры, прислонившейся к стене чулана меж щеток и ведер.

– Она пошла за человеком, которого не знала! – решил он внезапно.

– Почему?

– Она могла бы последовать за кем-то знакомым на улицу. Но внутри здания!. По правде сказать, я ожидал, что ее найдут в Сене или где-нибудь на пустыре… Но здесь…

Он шагнул вперед, нагнувшись под низким косяком двери, чиркнул спичкой, потом другой и слегка отодвинул труп.

– Что вы ищете, Мегрэ?

– Ее сумку…

Сидя в аквариуму Сесиль всегда бережно держала на коленях объемистую, словно чемодан, сумку, столь же неотъемлемую ее принадлежность, как и эта немыслимая зеленая шляпка.

– Она исчезла.

– Вывод?

Забыв в раздражении о служебной иерархии, Мегрэ рявкнул:

– Вывод! Вывод! А вы-то сами способны сделать из этого вывод?

Он заметил, что светловолосый инспектор, стоявший в двух шагах от них, отвернулся, и взял себя в руки.

– Простите, шеф… Но согласитесь, что народу у нас как на проходном дворе… Подумать только: к нам в зал ожидания могли проникнуть и…

Он был вне себя. В его стиснутых зубах торчала потухшая трубка.

– Я уже не говорю об этой треклятой двери, которую давно следовало забить…

– Да, но если бы вы приняли эту девушку немедленно…

Бедный Мегрэ! Тяжело было смотреть, как этот рослый, сильный человек, с виду крепкий, как скала, понурился, глядя на безжизненное тело у своих ног; он снова вытащил платок и вытер потное лицо.

– Итак, что же мы предпримем? – спросил начальник, чтобы переменить тему.

Неужели публично признать, что преступление было совершено в самом помещении криминальной полиции, точнее, в этой узкой трубе, соединяющей полицию с

Дворцом правосудия?

– Я хочу просить вас кое о чем… Может ли Люка заниматься поляками без меня?

Внезапно он почувствовал голод. Он ничего не ел с

Утра, но зато выпил три рюмки, и теперь у него сосало под ложечкой.

– Я не возражаю…

– Заприте эту дверь, старина, и продолжайте охранять ее. Я скоро вернусь…

Из своего кабинета, не снимая пальто и шляпы, Мегрэ позвонил жене:

– Нет… Не знаю, когда приду… Слишком долго объяснять… Нет, нет, я остаюсь в Париже…

Не заказать ли, как обычно, бутерброды из пивной на площади Дофина? Нет, ему необходимо проветриться. На улице по-прежнему моросило. Он выбрал маленький бар напротив памятника Генриху IV на Новом мосту.

– Один с ветчиной, – заказал он.

– Как дела, господин комиссар?

Гарсон знал его. Когда у Мегрэ тяжелые веки и это угрюмое выражение, значит…

– Не ладится?

Около стойки какие-то люди играли в карты, другие толпились у денежного автомата.

Мегрэ ел бутерброд, думая о том, что Сесиль мертва, и от этой мысли мороз пробегал у него по спине, несмотря на теплое пальто.

Глава 3

Когда кто-нибудь умилялся смирению, с которым бедняки, больные, калеки и тысячи других обездоленных безропотно влачат свое беспросветное существование в тисках большого города, Мегрэ пожимал плечами.

Опыт давно убедил его, что человеческое существо может приспособиться к любой дыре, стоит ему наполнить ее своим теплом, запахами, привычками.

Он сидел в скрипучем плетеном кресле в тесной – два с половиной на три метра – комнатке консьержки.

Потолок низко нависал над головой. Стеклянная без занавесок дверь вела в неосвещенный подъезд, где лампы зажигались только в тот момент, когда жильцы входили или выходили из дому. В комнатке стояла кровать с красной периной, на столе – обглоданная свиная ножка с застывшим салом, крошки хлеба на темной клеенке, нож и немного красного вина на дне стакана.