Целующие солнце

Пальцами ног я провел по ледяному кафельному полу, нащупал тапочки и нырнул в них, как в спасительную шлюпку. Затылок покрылся мурашками. Лена невозмутимо курила тонкую дамскую сигарету и пускала дым кольцами. Я оттолкнулся от кровати, дотянулся до форточки и распахнул ее. Свежий вечерний ветер проник в палату, наполнив воздух запахом осени. Дрожащие колечки от дыма закружились по комнате.

— Вот видишь, не зря я в тебя верила! — улыбнулась Лена. — Ты молодец! А теперь, будь добр, включи верхний свет, а то полумрак плохо влияет на мою психику.

Я прошел мимо пустых кроватей, чувствуя себя с каждым шагом все более уверенно, и щелкнул выключателем. Лена зажмурилась на мгновение, а я смог разглядеть ее лучше. Нижняя губа ее была рассечена надвое, отчего вспухла и казалась больше верхней почти вдвое. Из-под больничного халата были видны бинты, которые ползли на шею и плечи. Левая нога тоже была перемотана.

— И как ты еще ходишь? — удивился я, возвращаясь обратно. Боль в пояснице сделалась глуше. Голова немного кружилась, вызывая странное ощущение нереальности. Тени от дыма, гуляющие по стенам, казались сказочными существами, проникшими в палату следом за Леной.

— С трудом перебираю ноги, — отозвалась Лена, — сижу на антибиотиках под завязку. В меня столько вкололи, что, кажется, вместо крови по венам и артериям течет лекарство. Такая легкость в теле, не передать. Как будто сейчас взлечу.

Она замолчала и выпустила резкую струю дыма сквозь сжатые губы. Стряхнула пепел дрожащей рукой мимо пакета на полы своего халата.

— Ты с кем-то летела в самолете? — спросил я.

— Слава богу, нет. Переживать не за кого. Сама жива и ладно… Пойдем, погуляем по больнице. Вечерние прогулки хорошо способствуют здоровому сну. А я спать пока не хочу. Мне кажется, что я за два дня выспалась на жизнь вперед. Давай руку, пойдем, может, сон нагуляю.

Рука у нее была ледяная, как кафельный пол палаты. Лена метко стрельнула сигаретой в форточку и поднялась, потянув меня за собой. Странная девушка. Мы вышли в коридор, освещаемый резким светом дневных ламп, отражающимся от белого кафеля на полу и превращая окна в зеркала. По обе стороны узкого коридора тянулись двери палат, были они бледного голубоватого цвета. Некоторые двери были открыты. Когда мы проходили мимо, оттуда потянулся легкий шепот вечных больничных диалогов. Разговаривали о стране, о ценах на транспорт, о рыбной ловле и о грибах, о всевозможных болячках, о глупых телевизионных передачах и об умных телевизионных передачах, о фильмах, о том, что раньше было лучше, а сейчас как-то не очень, о китайцах с их коммунизмом, об Олимпиаде и о стихотворении Есенина — шесть букв по горизонтали.

Лена тянула меня за руку. Шла она быстро, хоть и хромала, двигалась практически бесшумно, а я безбожно громко шаркал тапочками по кафелю, ощущая себя чрезвычайно больным, почти при смерти.

Мы свернули за дверь к лестнице и стали подниматься по широким ступенькам на верхний этаж. Я представления не имел, сколько здесь этажей и куда мы направляемся, о чем не замедлил спросить Лену. Лена даже не обернулась.

— Мы идем на крышу, — сказала она, и голос ее заметался по узкому лестничному пролету, как стая воробьев над оврагом, — я заглянула наверх, пока тебя искала. Чердак у них не запирается совсем! И воздух чистый! Знали, куда падать!

— Что нам делать на крыше?

— Наслаждаться, — ответила Лена, — смысл вечерних прогулок в наслаждении. Только так можно быстро выздороветь и телом и душой.

Лестница закончилась квадратным пролетом, где было тесно от скопления мятых бумажных коробок, пахло сыростью и старостью, а с потолка, собираясь ржавыми ручейками в одной точке, равномерно и гулко капала вода. Среди бумажного хлама Лена отыскала маленькую дверцу, с которой пластами слезала шершавая ржавчина. Дверца со скрипом отворилась, но всего лишь наполовину.

— И мы собираемся туда пролезть? — с сомнением поинтересовался я.

— Придется хорошенько выдохнуть, — усмехнулась Лена. Она собрала пепельные волосы на затылке в тугой хвостик и первой полезла в сомнительную щель, откуда ощутимо тянуло холодным воздухом. Проскользнула она удивительно легко, подобрав полы халата, исчезла в темноте.

— Давай, не бойся, — шепнула она оттуда, из неизвестности, словно призрак звал меня с собой в путешествие по миру мертвых.

И, странное дело, до этого не испытывая каких-то эмоций кроме любопытства, я вдруг ощутил прилив странных, необъяснимых чувств. Мне захотелось кинуться следом за Леной, с головой окунуться в прохладный вечерний воздух, побродить по крыше в поисках чего-нибудь интересного, загадочного, в поисках таинственного приключения и, чем черт не шутит, страшной тайны. Показалось, что свежий ветер из приоткрытой двери сдул пыль с застывших чувств. И эти ощущения были настолько свежими и новыми, настолько необычными, принесенными на крыльях старых воспоминаний, что показалось, будто я вернулся в прошлое, на крыши, с фотоаппаратом, где вел ночную охоту за хорошими кадрами. Туда, где было хорошо.