— Значит, чтобы ты перестала отвлекаться, мне стоит ходить без одежды?
Я выпучила глаза — это что, намёк, флирт или извращённая непосредственность?
— Ты можешь попробовать, — выдавила из себя я.
Мы гипнотизировали взглядом друг друга какое-то время, пока он наконец не хмыкнул и не начал непринуждённо снимать с себя кофту.
— Ты чего? — рассеянно спросила я, пока мой мозг обдумывал происходящее. Когда он снял с себя футболку, до меня, что называется, дошло, и я, не раз видевшая в своей жизни моделей без одежды, завизжала так, будто бы мне было шесть, а Пятый предлагал конфеты, зазывал в машину и намекал на непристойности.
Я отвернулась и требовательно и истерично попросила его перестать заниматься извращениями. Кажется, «заниматься извращениями» ему понравилось, потому что он весело хмыкнул и появился передо мной.
Благо, мне уже удалось влепить себе мысленную пощёчину, и я даже смогла оценить представший вид.
— Теперь ты будешь работать до поздней ночи с такой-то мотивацией, — хмыкнул он, смотря на моё покрасневшее лицо.
— Ты себя переоцениваешь, — съязвила я, приставив палец к подбородку и приняв на себя вид эксперта в мужской красоте. — Телосложение слишком худощавое, мышцы на руках развиты не так хорошо, как мне бы хотелось, а кубики пресса не чётко прорисованы. Экспертная оценка — на любителя, так что не знаю, смогу ли с таким видом проработать хотя бы до полудня.
— Не знаю, сможешь ли ты дожить хотя бы до полудня, — многообещающе прошептал он.
Невольно я напряглась — Пятый мог орать, возмущать и громко размахивать руками, сетуя на чужую глупость, но, когда он начинал говорить едва слышно, было тревожным звоночком, означавшим, что пора бить тревогу.
— Слушай, — решила пойти на мировую я, но не успела — изо рта вырвался невнятный хрюк, когда его пальцы нагло прошлись по рёбрам. — Пять!
— Что? — невозмутимо спросил он, продолжая пытку — как же я ненавижу щекотку!
— П-переста-ань! — простонала я, не переставая гомерично хохотать и отбиваться.
Когда я своими отросшими ногтями нанесла ему достаточный вред, он решил сменить стратегию и быстро перехватил лежащий у меня на коленях роман.
— «Его губы мягко и ритмично прижимались к её губам, » — продекламировал он, едва сдерживая смех.
— Чёрт, верни! — взбеленилась я и начала скакать вокруг него в бессмысленных попытках отобрать книгу.
— «Страсть поднималась и разрасталась в ней горячей волной, » — продолжил он, задрав одну руку с книгой и невозмутимо отбиваясь от меня второй.
— Перестань!
— «Калеб стал снимать с неё…»
Я поняла, что ещё немного, и этот позор станет одним из тех воспоминаний, которые ты иногда прокручиваешь перед сном, тоскливо называешь себя дурой и предполагаешь, как бы ты могла поязвительнее ответить обидчику. Такого добра мне и так хватало в избытке, потому я собрала свои силы в кулак и своими немалочисленными кило с громким кличем прыгнула на этого придурка.
Придурок охнул, и нас обоих поглотила голубая вспышка. Шлёпнулись мы дружно на его стол, отправив в полёт все расчёты и сломав прощально скрипнувшую мебель. Перекатившись с пробурчавшего что-то нелицеприятное Пятого и не забыв, разумеется, прихватить роман, я позволила себе застонать от прострелившего болью позвоночника.
Ноющая спина заставляла меня чувствовать себя бабулькой с последней стадией развитости сколиоза. Порой у меня возникало чувство, что домой я вернусь, похожей на капитана Флинта. Без ноги, глаза, ровной осанки и зубов (что уже начало сбываться, ведь в апокалипсисе не нашлось выживших стоматологов, и ходила я с неполным набором тридцать-два-без-двух, чудом не шепелявя). Впрочем, я была согласна на что угодно, лишь бы это не включало в набор преждевременный маразм.
Прилетевшие на голову листы не хотелось даже смахивать, но чертыхающийся Пятый не способствовал релаксу, потому со вздохом взяв листы, я села, оглядывая погром.
— Дерьмо! — всё не успокаивался уже вставший и осматривающий беспорядок Пятый. — Где расчёты по второму кругу? Я не собираюсь начинать с начала! Чёрт бы побрал эту тригонометрию…
Я вздохнула, мудро решив не лезть под горячую руку, ещё чего — как всегда вспылит, раскричится, поссорится со мной и уйдёт, обиженный, чтобы потом осознать свой идиотизм и кидать украдкой виноватые взгляды. Лучше грустно кивать на его восклицания, добавляя изредка что-то вроде: «Ух», «Ага», «Да-да» и «Я полностью согласна».
Мой бедовый ежедневник лежал рядом, и я кинула рядом с ним листы Пятого и со стоном потянулась. Решив не помогать в наведении порядка, — ещё больше всё перепутаю, в творческом хаосе Пятого никто, кроме него, ничего не понимал — я глянула на приземлившиеся на голову листы и с недоумением нахмурила брови. Переводя взгляд с ежедневника на листы, я чувствовала необъяснимый трепет и то, что хочу завизжать. Вместо этого я открывала рот, как рыба, и разведя руки в стороны, оглянулась на Пятого.
Он всё ещё что-то ворчал, и я не придумала ничего лучше, чем кинуть в него ручкой.
— Совсем сдурела?! — ещё больше взбеленился он, но, увидев моё лицо, озадачился. — Что с тобой?..